перешли в прихожую. Джонатан и Фредди стали одеваться, решительно отказавшись от провожатых, и, когда в дверь позвонили, они были уже готовы.

Эркин открыл дверь и вошёл Тим. Джонатан приветствовал его улыбчивым кивком и повернулся к Жене. Прощальные церемонно-дружеские слова, поцелуй руки, рукопожатия с мужчинами. Фредди повторил церемонию, заменяя поцелуй руки поцелуем в щёку. Одновременно надеты шляпы. Стук закрывшейся двери. И внезапно затихшая и даже как-то опустевшая квартира.

– Классные мужики, а? – нарушил молчание Андрей, сразу перейдя на русский.

Эркин кивнул и озабоченно посмотрел на Женю.

– Ты устала, Женя…

– Нет, – перебила она его и обняла. – Ой, Эркин, я такая счастливая!

Бурлаков мягко тронул Андрея за плечо. Тот вздрогнул и отвёл глаза от застывших в объятии Жени и Эркина.

– Да, – тихо ответил он. – Идём.

И, когда они вернулись в гостиную, посмотрел на Бурлакова.

– Устал?

– От счастья не устают, – так же тихо и серьёзно ответил Бурлаков.

Андрей кивнул и подошёл к столу, рассеянно оглядел остатки пиршества. Бурлаков с мягкой улыбкой наблюдал за ним. На языке вертелось; «Глазами бы съел, да утроба мала», – но промолчал.

Вошёл Эркин, уже в домашнем костюме, и озабоченно сказал Бурлакову:

– Вы ложитесь, мы сами уберём. Андрей, очнись.

– А?! – вздрогнул Андрей. – Да, давай.

Вдвоём они быстро стали убирать со стола. Вынося стопку тарелок, Андрей бросил через плечо:

– А ты ложись. Мы сами.

Бурлаков кивнул. Да, по-студенчески: ночь напролёт и с утра на лекции – уже не получится. Против времени не попрёшь. Хотя от счастья и не устают.

Россия

Ижорский Пояс

Загорье – Сосняки

От снега светло, и луна, хоть и узкий серпик, а подсвечивает. Дорога укатана, шины зимние. Ни встречных, ни поперечных, ни вдогон – глухое время. И Тим легко, играючи гнал машину, со свистом пролетая сквозь деревни так, что местные собаки не то что гавкнуть, проснуться не успевали.

Удовольствие от быстрой плавной езды захватило и Джонатана с Фредди.

– Хорошо идёт.

– Да, сэр, – сразу откликнулся на замечание Фредди Тим и решил воспользоваться моментом, хотя сначала откладывал разговор до аэропорта, но раз они сейчас такие… в полном благодушии, то стоит попробовать.

– Могу ли я попросить вас, сэр?

– О чём? – удивился Джонатан.

– Давай, – сразу заинтересовался Фредди.

– Вы сказали, что у вас работает Чак, – Тим говорил спокойно, глядя перед собой, будто его этот разговор особо не задевает и не волнует, так, дорожная болтовня, не больше.

– Ну да, – согласился Фредди.

– Не могли бы вы, если это вас не затруднит, сэр, передать ему письмо?

Этого они не ждали. А Тим, спокойно придерживая руль левой рукой, правой потянулся к бардачку, достал простой белый конверт и положил его на сиденье между собой и Фредди. Промедлив с секунду, не больше, Фредди взял конверт. Адреса не было, внутри прощупывалась плотная картонка. Конверт вежливо не заклеен.

– Обратный адрес указал?

– Внутри, сэр.

– Увижу, передам, – Фредди убрал конверт во внутренний карман.

– Благодарю вас, сэр.

Джонатан кивнул. Всё правильно, отказ неразумен, а в будущем могут возникнуть весьма интересные комбинации.

О письме Тим сначала не думал: слишком ошеломило его то, что Чак выжил, на свободе и работает шофёром. Кое-что о «Колумбийском палаче» он слышал, майор намекнул, ну… и понял, и догадался. И не дружили они с Чаком, а… а просто отъехал от «Корабля», его окликнули, на Ижорск, к поезду, понёсся на всех парах, успел, получил по счётчику и щедро на чай, и… и зашёл на почту, на вокзале она круглосуточно. И написал. Всё же… всё же их всего двое и осталось. Из всей десятки. А начинали двадцать три. И Грин хвалил их десятку, что мало отходов. Погибших больше, чем выживших, а он… для белого цветной, что тряпка под ногами, вытер подошвы и дальше пошёл. Только… только на иной тряпке и поскользнуться недолго. Чак потому, видно, и любил убивать. Крепко ж его прижало, что в шофёры пошёл. Хотя… у таких акул шофёром… пожалуй, не многое у Чака изменилось.

До Сосняков доехали быстро. Площадь пуста: прилётов нет, так что, кого надо подвезли, высадили и до свиданья, ждать да ловить пока нечего. Тим шикарным разворотом притёр машину точно у входа.

– Приехали, сэр.

Он был уверен, что тогда, у Морозов, с ним расплатились за оба конца, и растерянно заморгал, увидев пятидесятирублёвую купюру.

– Держи, парень, – улыбнулся Фредди. – Отлично довёз.

– Благодарю вас, сэр, – пришёл в себя Тим и вышел распахнуть перед такими пассажирами дверцы. Ну, пофартило, так пофартило, и какие же у них деньги, если так шикуют. Полина Степановна им рассказывала о купеческих загулах, когда они пьесы Островского разбирали, но то давно было, не то что до войны, а до революции, а эти…

Но все мысли и соображения он благоразумно держал при себе, а на его лице ничего не было, кроме вежливой – не больше – улыбки.

– Приятной дороги, джентльмены, – пожелал он им уже в спины, захлопывая дверцы и садясь на своё место.

– Благодарю, – бросил, не оборачиваясь, Джонатан.

Слова без веса, просто так положено, ни к чему не обязывают и никого не обижают.

Тим сорвал машину с места, глянул на часы. Есть смысл заглянуть на местный вокзал. Фарт фартом, а работать надо, смена до восьми, так что не халтурь, а вперёд…

Джонатан думал, что Фредди достанет письмо сразу, как отъедет машина, но тот словно забыл о нём. Билеты, регистрация, то да сё, спешить некуда и мешкать незачем.

– Выдержанный ты, ковбой, – усмехнулся Джонатан, когда они уже сидели в самолёте.

– А чего трепыхаться, – отозвался по-ковбойски Фредди.

– Отдашь, не читая? – удивился Джонатан.

– Не держи за фраера. Как думаешь, от себя или по службе?

Джонатан задумчиво пожал плечами.

– На погонника не похож, но я местных жаб не знаю.

– Тут их, – усмехнулся Фредди, – ментами зовут.

– Так что тебе виднее. И не дураки же русские, чтобы такое добро лежало и пользы не приносило. Но подставой это не было.

– Случайное совпадение, – задумчиво кивнул Фредди и закончил ковбойским выдохом: – Бывает.

– Бывает, – согласился Джонатан.

Соседние кресла оказались пустыми, и говорили они хоть и тихо, но не опасаясь.

Россия

Ижорский Пояс

Загорье

Эркин оглядел кухню, вытер руки кухонным полотенцем и повесил его на место. Ну вот, можно и спать. Андрея он погнал сразу, как они перенесли посуду, это ему можно дрыхнуть до упора, а Андрею на работу, хорошо хоть, что во вторую смену.

В квартире тихо особой сонной тишиной, все спят, и Эркин, невольно подчиняясь этой тишине, в ванной вместо душа