– Я те покажу носорога! – раздавался отцовскийголос из ванной. – Нормальное у меня лицо было, как у всех. Делай, чтомать говорит, понял?

И все они делали, что мать говорила. Теперь Тоня былаблагодарна обоим родителям: понимали, что девчонки не красавицы, а значит,должны чем-то другим брать. Ну вот она и берет. Салатики по вечерам, да непросто грудой на тарелке, а красиво, в салатничке, на листочке, политыеоливковым маслом. Дома чистота, порядок, а муж о каких-то домашних заботахвообще думать не должен, у него других дел по горло. Ну и, конечно, когдаВиктор просыпался утром, с кухни уже тянуло аппетитными ароматами, а сама Тоня,умытая и причесанная, кашеварила у плиты. Когда время в запасе имелось,сооружала на скорую руку какой-нибудь нехитрый пирожок типа шарлотки – Викторлюбит сладкое, – а если разрешала вдруг себе поспать не до шести, а до полседьмого,то все же успевала хотя бы бутербродиков ему нарезать с собой на работу, чтобывторой завтрак был полноценным.

Но первая же неделя, проведенная в новом доме, сбилапривычный режим.

На следующий после переезда день Тоня проснулась в девять.Протерла глаза, не обнаружила рядом с собой сопящего мужа, глянула на часы иахнула.

– Вить, ты где? Витя!

– Да не кричи ты, тут я, тут.

Виктор появился в дверях в майке и джинсах, улыбнулся:

– Ну что, хорошо спится на свежем воздухе, а?

– Ой, как же я проспала, понять не могу… Ты подожди, ясейчас быстренько завтрак придумаю, у меня уже кабачки обжаренные есть вкастрюльке.

Потом, как обычно, она крутилась на кухне, а Виктор сидел уокна и смотрел на сад. Тоня дребезжала кастрюльками, шумела водой, удивляласьвслух, что так долго спала сегодня, а ему хотелось дернуть ее за длинную косу исказать: да помолчи ты, сядь рядом, посмотри, какая красота за окном. Зналилюди, что делали, когда ставили дом среди яблоневых деревьев. Оторвись ты отсвоих домашних хлопот, успеется это все, а то так всю жизнь возле плиты ипротанцуешь.

– Тонь, – позвал он наконец, – иди-ка сюда.

– Вить, я не могу, заливку делаю для кабачков.

– Да черт с ними, с кабачками! Ты посиди со мной,посмотри.

– Вот завтрак приготовлю, и посмотрю.

Ай, фиг с тобой, махнул он рукой. Готовь свои кабачки.

– Что ты хотел мне показать? – спросила она послезавтрака, вытирая посуду, как мама учила, насухо.

– Да ничего. Потом как-нибудь.

Теперь по утрам Тоня готовила себе крепкий чай с мятой,накладывала в чашку творог с вареньем и садилась завтракать не в кухне, а вглавной комнате, которую они называли залом, единственную пока более-менееобустроенную из всех. У окна стоял небольшой столик, покрытый связанной Тонейскатертью с бахромой. Она садилась за него, пила чай и смотрела в окно. Заокном были яблони. И яблоки. Десятки яблок висели на ветвях, лежали на траве,отсвечивали золотистым и красным среди листьев. Тоня не знала, что это засорта, она даже не сорвала еще ни одного яблока. Ей просто нравилось смотреть.

Несколько дней подряд были дождливыми, и Виктор ворчал,возвращаясь с работы, но ей нравился утренний сад, весь в седых прозрачныхкаплях, который пах необыкновенно, когда она выходила на крыльцо, – мокрымилистьями, мокрыми деревьями, мокрой травой, мокрыми яблоками… Она начиналалюбить это место и, разбирая завалы на мансарде, улыбалась, представляя себеребятишек, бегавших раньше по дому, и большую семью, обитавшую здесь. Викторвсех их знал. Интересно, что с ними случилось?

Александра Семеновна Тюркина, а по-простому тетя Шура,выбирала сыр. Может, взять «Костромской»? Хотя Юлька его не ест, она вообщепривереда. Тогда этот, как его…. «Маасдам», вот. Его и Саша любит, и ребятишки,а Колька, наверное, брынзы своей привезет. Полкило хватит? Нет, лучше уж граммвосемьсот. Хотя дорого, конечно…

– Теть Шур! Теть Шур, че задумалась?

Тетя Шура оторвала взгляд от прилавка и перевела его напродавщицу Любку, стоявшую перед ней в белом халате и кокетливом кружевномчепчике на голове.

– Да сыр выбираю, Любаш. Какой посвежее-то?

– Ой, да все вроде ничего, а вообще я не знаю, я сыр-тоне больно ем. Теть Шур, – понизила голос Любка, – слышь,почтальонов-то дом купили, говорят.

– Говорят, – неохотно согласилась тетя Шура.

– Так говорят, купил-то кто…

– Кто?

– Да Чернявский, Витька!

– Любаш, свешай-ка ты мне «Маасдаму» с полкило илипоболе.

– Да ну вас с вашим сыром, теть Шур. Че вы мне зубы-тозаговариваете? Вправду, что ль, Витька купил?

– Не знаю я, – поморщилась тетя Шура. – Вродебы и Витька. Только он у нас ни разу не появлялся, а женщина какая-то поогороду ходит.

– А, так то ж жена его, наверное, – приунылаЛюбка. – Слушай, теть Шур, ты зайди хоть, познакомься по-соседски, а потомрасскажешь.

– Да вот еще! – дернула женщинаподбородком. – Мне, старухе, еще и в гости напрашиваться?! Надо будет,сами познакомятся.

– Ну теть Шур! Может, и правда Витька! Любопытно же,смерть как!

– Тебе любопытно, вот ты и знакомься, – отрезалатетя Шура. – А если Витька, паршивец, неделю тут живет и ко мне не зашел,то я его бесстыжую рожу и видеть не хочу.

Забыв про сыр, тетя Шура развернулась и, прихрамывая, вышлаиз магазинчика. Раздраженно отмахиваясь от мух, она тяжело потопала к дому.«Ну, Витька, ну, негодник! Надо же – дом купил. И чей, почтальонов! Сашка сКолькой завтра приедут, не поверят. Неужто весь год будет тут жить? Или, может,только на лето? Женился… Надо и вправду зайти, хоть на жену его посмотреть…» –думала тетя Шура, забыв, что десять минут назад твердо решила с паршивцемВитькой и его женой никаких дел не иметь.

– Слышь, Юльк, – неохотно говорила три часа спустятетя Шура, копаясь на морковной грядке, – послушай-ка сюда.

– Что, мам?

– Дом-то почтальонов знаешь кто купил?

– Кто?

– Да Витька.

– Какой Витька?

– Какой… Такой! Тот самый.

– Чернявский, что ли?!

– Чернявский, Чернявский…

– Ма, да ты что? – маленькая загорелая Юлькавыпрямилась и воткнула лопату в грядку. – Так там же баба какая-то ходит!

– Баба… Значит, жена его или, может, полюбовница.Спрошу сегодня, как пойду.

– Ой, мам, я с тобой!

– Сиди, – осадила дочь тетя Шура. – Домпочитай как неделю куплен, а к нам с тобой Витька рыла не кажет, даром чтососеди. Может, и не он вовсе, а однофамилец какой. Вечерком схожу, разведаю.Да, Юляш, сбегай к Любке, я сыр купить забыла.