— Есть результаты анализов, и от этого никуда неденешься.

— Ерунда! Ты совершенно здоровая женщина!

— Ну почему ты не хочешь мне верить?

— Потому что ты вбила себе в голову невесть что, веришькаким-то анализам! Не надо думать о болезни, тогда и болеть не будешь. Так тыпоедешь со мной на сплав или нет?

Меня охватило чувство беспомощности. Самый близкий человекне хотел понять меня. Я сползла на пол и обхватила колени руками.

— Андрей, Господи… Ну почему же ты такойжестокий? — словно в бреду шептала я. — Ну неужели в тебе не осталосьничего человеческого? Если бы ты заболел, я бы сутками сидела у твоей кровати ивыходила бы тебя…

— Не нужно громких слов, Виктория. Я задал тебе вопрос,а ты на него не ответила, — раздраженно прервал меня Андрей.

Собрав последние силы, я сжала кулаки и процедила сквозьзубы:

— Я не поеду, с тобой. Завтра я должна лечь в больницу,потому что послезавтра может быть поздно…

— Не поедешь так не поедешь, — муж безразличнопожал плечами и встал с дивана. — жаль. Мое дело предложить… Я и не думал,что этот месяц мне придется провести без тебя. Мне хотелось, чтобы ты быларядом.

— Ты поедешь без меня? — спросила я голосом,полным отчаяния.

— Конечно, а ты сомневалась? Я еще не полный дурак и несобираюсь сидеть у кровати мнимого тяжелобольного и выслушивать полнейший бред.

— А сейчас ты куда собрался?

— Я снял квартиру. Переночую там.

— Ты снял квартиру?

— Представь себе.

— Но зачем?

— Затем, что мне хочется побыть одному. Я устал оттебя, от этой квартиры и от жизни, которую ты пытаешься мне навязать. Короче, яумываю руки. Появлюсь, когда посчитаю нужным.

Как только он открыл входную дверь, я бросилась в коридор игромко закричала:

— Андрей!!! Не оставляй меня одну!

Но я не успела. Дверь с грохотом закрылась. А может, япросто не хотела успеть…

Не помню, как прошла ночь. Утром приехал мой папа и повезменя в больницу. Я как могла держала себя в руках и старательно избегала взглядовотца. Я чувствовала себя виноватой и за свою внезапную болезнь, и занеудавшуюся семейную жизнь…

Где-то там, в другом измерении, осталась моя заботливаямама, мой единственный сын и мой непутевый муж… Впереди новая, неведомая мнеранее борьба, борьба за собственную жизнь, борьба за право находиться рядом сосвоими близкими. Я чувствовала себя паршиво. Сильно кружилась голова, меняподташнивало, я вся обливалась потом. К тому же эта жара. Тридцать с лишнимградусов. Июнь месяц. Кто-то рванул на Кипр, кто-то в Сочи, а кто-то загораетна даче в ближайшем Подмосковье, и только я, словно маленькая девочка, иду заручку со своим отцом и стараюсь держаться из последних сил, чтобы не потерятьсознание. Улучив момент, я украдкой взглянула на отца и почувствовала, каксильно сжалось мое сердце. Мне показалось, что он состарился на десяток лет.Лицо осунулось, седые виски стали еще белее. Болезнь не щадит ни того, ктоболеет, ни его близких.

В больнице нам пришлось долго ждать своей очереди в душном,неприятно пахнущем коридоре. Уставшие больные стояли, опираясь о стену,некоторые садились прямо на пол, кто-то постанывал от боли… Здесь были пожилые,молодые и совсем юные… Мы все были обречены, но очень хотели жить и, какутопающие, хватались за соломинку, надеясь на лучшее.

Отец тяжело вздохнул. Наши взгляды встретились, и я увиделав его глазах слезы. Он заговорил о себе, о матери, о том, как сильно они менялюбят. Он говорил и плакал. Я слушала как завороженная и даже не пыталась егоперебить. Для меня открылось что-то новое, родное и бесконечно близкое. Японяла, что просто обязана выкарабкаться. Ради своих близких. И еще я поняла,что пронесу этот разговор через годы и каждый раз с содроганием сердца будувспоминать слова отца, которые вселили в меня надежду и веру.

Меня позвали в приемный покой, и я попрощалась с отцом. Врачпопросил меня лечь на кушетку и стал осматривать мои распухшие лимфатическиеузлы. Когда я увидела недоуменно растерянное выражение его лица, меня охватилпанический ужас. Скоро вокруг меня собрался довольно приличный штат медиков.Они громко спорили, размахивали руками и говорили о том, что у меня не осталосьникаких шансов… Мне хотелось крикнуть, что я еще живая, я все слышу и чувствую,что это очень жестоко, но силы оставили меня. Очнулась я в палате. Я ничего несоображала.

— Не переживай, все будет нормально, — сказалкто-то рядом.

Я повернула голову. На соседней кровати лежала девушка.

— Вы это мне?

— Конечно, а кому же еще. Кроме меня и вас, тут никогонет. Палата двухместная. Тут только поначалу тяжело, а потом привыкаешь. Давайперейдем на «ты». — Девушка нервно улыбнулась. — При нашей болезнилучше не думать о тонкостях этикета. Тебя как зовут?

— Вика… Виктория…

— Красивое имя. Виктория — значит победа. А меня —Мила. Я тут уже целый месяц лежу.

— А что с тобой? — робко спросила я.

— Рак молочной железы. — Мила помолчала. —Самое страшное уже позади. Опухоль вовремя вырезали.

— Ты думаешь, у меня тоже есть хоть какой-то шанс?

— Конечно. Иначе бы тебя сюда не положили.

Шанс есть у всех, даже у самых обреченных больных. Держисебя в руках и не раскисай, — требовала она. — Тут главное — иметьденьги. Есть деньги —будут лечить. Нет денег — сдохнешь как муха.

— И много нужно денег?

— Много. Рак еще толком не изучен, поэтому покупаешьсначала один препарат, если он не подходит, покупаешь другой, пока ненаткнешься на тот, который тебе нужен. Ты замужем? — неожиданно спросилаона.

— Вроде бы да…

— А почему «вроде бы»?

— Мне кажется, муж от меня отказался… — Мила прикусиланижнюю губу и уставилась в потолок. Потом резко приподнялась и ударила кулакомо стенку.

— Суки! Господи, какие же они суки!

— Кто?!

— Мужики, кто ж еще! Тут пол больницы брошены! Сволочи,разыгрывают из себя невесть что, а сами — обыкновенные, жалкие и ничтожныегады! Будь моя воля, я бы их всех перестреляла! А еще бы повыдирала их вонючиеяйца…

— Тебя тоже бросили?