выборах речь не идет. В тот же парламент столько сволочи набьётся, хуже, чем при Карусе станет. Нам одна твердая рука нужна, авгиевы конюшни чистить! Ну, может, две. Премьер-министром возьмёшь? А волосы красить бросай, пусть все видят, кто такой. Еще вопросы есть?

— Я вот что хотел тебя спросить, поведай, откуда у тебя средства появились. Вон, фридоний притащил, на 10 лет хватит, даже если отопление наладим!

— Ты на 10 лет не рассчитывай! К весне все начнется. Намечай уже, как мы ударить сможем. Я твои мысли передам тому, кто вторжение на планету возглавит. Он же наш спонсор. Оттуда и коммфоны, и фридоний, и деньги.

— Рискует твой спонсор! Разрешение о вмешательстве еще не дали, они там все три дня ругаться будут!

— У нас все шито-крыто, деньги получил наличными, беспроцентный заем на восстановление моей мастерской, а что там я восстановил — уже мое дело. Фридония у нашего спонсора хоть ложкой ешь, захотел и взял, сколько нужно, никто хозяина не спросит. Так что не волнуйся, нужно будет — еще привезем. А на отопление не траться, лучше заряжай оружие, да стрелковой подготовкой займись.

— Да, Джон, высокие у тебя покровители. И что императору на Обене понадобилось?

— Зуб у него на Каруса, тот его по глупости хотел в заложники взять, но император подстраховался, не вышло, но зло запомнил. Я с ним пару раз встречался, дельный человек. Вон и одного принца здесь выкупил, я его учил, как рабский ошейник снимать, и второго пригрел, охраняет. В общем, Гелл, готовься. Нам еще десантников и добровольцев обученных подкинут, и оружия, так что дай Бог, к лету Каруса спихнем! Все, пока! А волосы не крась!

— Понял, спасибо, бандану носить буду, что бы в глаза так не бросалось. До связи!

***

Джон Ледерн, глава повстанческого движения, положил трубку и задумался. Вспомнился тот день, когда на пороге его мастерской буквально свалился истощенный, измученный парень, с почти обугленной под ошейником кожей, и хрипло попросил помощи. Джон уже тогда освоил технику снятия рабских ошейников, без участия владельцев и уже помог многим беглым рабам, правда, для этого им нужно было добраться до его мастерской, а это смогли не все. После удаления от пульта больше, чем на заложенное в программу расстояние, ошейник причинял невыносимую боль, ожоги, или начинал медленно душить, то есть делал то, что заложил в его программу хозяин. Не каждый взрослый, здоровый мужик мог выдержать. Мальчишка смог. Ошейник он снял, шею подлечили, чип заменять не пришлось, он был чистым, без рабской отметки, только показывал сокращенное имя. Полное — только с разрешения носителя. Парень не разрешил. Мальчишку с «пегими» волосами откормили, ожоги залечили, и отправили к генералу Штаббе, начавшему собирать повстанческую армию в горах. Тогда Джон посчитал седые пряди следствием издевательств бывших хозяев, но теперь он догадался, что это означает на самом деле. Как и нежелание раскрыть полное имя. Что же, видимо, само Божье провидение сжалилось над многострадальным Обеном, и послало будущего короля к нему, Джону! И почему он раньше не догадался! Все же лежало на ладони, и стремление скрыть цвет волос, и знания, недоступные простым рабам, и поведение, и манеры, недаром старый генерал называл своего ученика «аристократик». Тоже, наверное, догадывался. Сообразили бы раньше, может быть, уже и Каруса бы не было, а то на все просьбы в Совет Унии убрать зарвавшегося узурпатора получали ответ: Готтрины естественные преемники Гродтонов, Карус правит законно!

***

Гелл, держа коммфон в руке, задумался. То, что говорил Джон о выборах похоже, правильно. Неужели придется скидывать маску?! Маску, которая спасала его столько лет и уже практически срослась с его лицом? Честно проанализировав ситуацию, понял, что править хоть Обеном, хоть его частью совершенно нет желания. Хотелось спокойной жизни, без вечных волнений, ожидания ловушек на каждом шагу, боев, смертей, грязи как обычной, так и человеческой. Хотелось просто счастья, любви, покоя. Но было ясно, что путь к этому тихому счастью лежит именно через опасности, кровь, смерть. И еще неизвестно, выживет ли он. Поэтому оставляем мечты и следуем древнему девизу, прочитанному еще в беззаботном детстве — «Поступай как должно, и будь что будет»!

Однако была еще одна проблема. Брат. Который, видимо, о нем и слыхом не слыхивал. Бабки вряд ли рассказали, как от него избавились. И что делать, если Габриэлю уже внушили, что король — он, тот в это твердо уверен, но большинство народа вряд ли его поддержит, он никому не известен на Обене, жил тихо, в приюте, власти не обучен. Поэтому народ выберет скорее молодого, но уже проявившего себя ученика легендарного борца с режимом Штаббе, тем более, тоже королевского происхождения, да еще поддерживаемого еще более легендарным Джоном Ледерном. Который после гибели своего учителя и поражения восставших сумел с минимальными потерями вывести армию из-под удара в безопасное место, спрятать в горах. Не воевать же с собственным братом. Надо как-то встретиться, поговорить, объяснить, что он только наведет порядок на планете, побудет, фактически регентом, а потом с удовольствием уступит власть брату, а сам, наконец-то отдохнет и займется устройством своей жизни. Пойдет ли Габриэль на такую простую и честную сделку? Каким он вырос? Растила-то его Альмира! Не дай Бог, воспитала по своему образу и подобию! Тогда только противостояние! Выкормышу Альмиры отдавать планету нельзя! Это почище Каруса будет! Он совсем не знал брата, а тот его. Последний раз они виделись в тот жуткий день переворота, врезавшийся в память на всю жизнь.

Похоронная процессия. Хоронят деда. Отец, Горацио I, еще не коронован, до похорон неприлично, но маленького Геллерта уже называют «Ваше Королевское Высочество», он уже кронпринц. Вслед за гробом вся родня втягивается под своды склепа. Дальше, вместо чинной церемонии — шум, крики, кровь. Откуда-то выскакивают вооруженные люди, набрасываются на скорбящих родственников. Белая, как смерть мама дергает его за руку, всовывает в руки братика, и, приоткрыв потайной выход из склепа, приказывает Геллу: — Беги, беги, спасай брата! Быстрей!

— Мама, а ты, ты с нами?

— Нет, Гелл, я постараюсь вытащить Горацио! Беги, я говорю! К бабушке, к Альмире, она не принимает участия в похоронах!

Гелл подхватил захныкавшего брата, выскочил из склепа, метров 50 по подземному ходу, и они выбрались на лесной поляне, у разрушенной часовни. Он попытался сориентироваться, где они, прикинул, что бабушкино имение, где-то в 5–6 километрах на юг, перехватил младшего брата, слава Богу, молчащего, и побежал, ориентируясь по солнцу. Габриэль был тяжел для мальчишки,