– Все чисто, Константин Кимович, – браво отозваласьона.

– Сам знаю, – отмахнулся Лаврик, цепко ухватив Мазурапод локоть. – Однако ж поглядывай…

Мазур задумчиво косился на спутника: Лаврик, словно быломало ему легкомысленной цивильной одежонки, носил еще очки в дешевой оправе ищеголял реденькой бороденкой. И то, и другое придавало ему классическийвид растяпы-интеллигента, доведенного всеми реформами до тихой депрессии.Маскарад сей, надо полагать, неспроста – Лаврик наш по пустякам не станет стольрадикально менять облик, дело тут не в примитивной маскировке…

Они завернули за скалу, там обнаружился узкий извилистыйпроход меж заслонивших небо каменных столбов. Лаврик уверенно вел его вседальше и дальше, пока они не оказались на краю высокого крутого обрыва. Далекопод ними раскинулось зеленое море тайги, то самое, песенное, над которымвздымалась исполинская серая скала, чертовски напоминавшая формой человеческуюголову.

– Что-то ты вполне бодренький, – хмыкнул Лаврик. –А не боишься, что мы, злыдни особистские, тебя шлепнем на этом самом месте итуда вон спустим? Ищи потом хоть по всему глобусу…

– Да ладно тебе, – сказал Мазур с наиграннойлегкостью. – Я тебя знаю давно. И не припомню что-то, чтобы ты людейубивал в декорациях, где присутствует хоть капелюшечка романтики, как здесьвот…

– Скверно, скверно… – усмехнулся Лаврик. – Выходит,меня тоже в некоторых отношениях можно просчитывать?

– А как же, – сказал Мазур. – Ты у нас, извини,все же не господь бог и не дьявол. Помню, как ты за меня крепенько брался…

– Нехорошо быть таким злопамятным, – ханжеским тономпосетовал Лаврик. – Лет пять уж прошло…

– Ну, я не злопамятен, – пожал плечами Мазур. –Просто… Если уж ты за кого-то берешься всерьез, объект из самых прагматическихпобуждений всегда зажат со всех сторон, чтобы ни дернуться не мог, ни пискнуть:волки твои с пушками вокруг, стены родные, а если дело на ландшафте происходит,так ты сначала все до одной конечности бедняге свяжешь. Нет, замысли ты променя что-то, не стал бы сюда тащить, на этот обрывчик, где, скажу тебеоткровенно, шансы у обоих равные. Может, я тебя вперед успею в пропасть-тоотправить…

– Я тебя тоже люблю, Кириллушка, – задушевно сказалЛаврик. – Ну, что тут скажешь… Не по твою я душу, успокойся. Хотя нельзянапрочь исключить каверзных вопросиков… – Вдыхая полной грудью, он смотрел впространство, на зеленые вершины сопок. – Благодать господня, право слово…Ты знаешь, генерал Асади умер. На той самой своей подмосковной фазенде. Вышелутречком в садик, тут, должно быть, сердце и сжало, он и посунулся носом вгрядку… Нашли уже холодного.

– А ему не помогли, часом? – фыркнул Мазур.

– Брось, – серьезно сказал Самарин. – Эль-Бахлакнынче – насквозь некошерно. Совершенно забытая древняя история. Да и не знал онникаких ж утких секретов, как все они… Помнишь?

Мазур, конечно, помнил многое – но оно было слишком далекое,устоявшееся. Как на пирсе, в пожарах и грохоте, помаленьку затухал бой, какзахлебывались пушки последнего прикрывавшего их эсминца, как перебегали черныефигурки и неуклюже крутились на ограниченном пространстве сгоряча залетевшие вгавань броневики, как майор Юсеф отправился гордо умирать и ухитрился проделатьэто эффектно, как сорванную взрывом башню «Саладина» швырнуло прямо на Мазура иказалось, что это и есть полный звиздец…

А кончилось все – благолепием. Советской военно-морской базытам не стало, но и американской не получилось по причине полного изменениягеополитической обстановки, и на берегу залива понастроили отелей, и все давнозабыли, что в паре миль на норд-ост от залива, где глубина, лежат на дне двекрохотные проржавевшие подлодки, – а вот черепа боевых пловцов навернякауже растворила морская вода…

– Причины, я уверен, самые прозаические, – сказалЛаврик задумчиво. – Была годовщина ихней славной революции, перепил сгоря, мотор и отказал. Вообще-то, они были славные ребята…

– Уж это точно, – сказал Мазур медленно. – Чистойводы идеалисты. Я ни тогда, ни потом не встречал такой концентрации идеалистовна квадратном метре. Ну и, конечно, как всякие идеалисты, они просрали ипровалили все, что только могли… Но, знаешь… То ли это ностальгия, то ли они ив самом деле были славные ребята – и Асади, и Касем, и Юсеф…

– Кто ж спорит, – сказал Лаврик. – А Лейлабыла славная девочка, правда? Вот это и есть одна из немногих эль-бахлаковскихзагадок, которую я так и не решил… Переспал ты с ней все-таки или как?

– Давай не будем теребить мертвых, – сказал Мазурсерьезно.

– Хотел бы, но не получается, – сказал Лаврик. – Яведь сюда за тем и приехал, чтобы потеребить кое-каких мертвецов… Да, вотименно, Эль-Бахлак… Там ведь была еще одна загадочка, если ты помнишь. Какпогибла твоя жена.

– Ну, какая же это загадка, – сказал Мазур, на мигохваченный неприятным, смертным холодком. – Это всем было известно. Джиппопал в засаду, он же был с военными номерами…

– Ага, ага, – сказал Лаврик рассеянно. – Но я-тоне об этом…

Мазур не почувствовал ни тревоги, ни страха, ни каких-либодругих эмоций – и это тоже устоялось по причине давности. «Ерунда, –подумал он холодно, отстраненно. – Лаврик и не думает копать,просто-напросто нервы мотает. Ну, мы тоже на это способны…»

– Ну да, загадок там хватало, – произнес он срасстановочкой, в тон собеседнику. – Взять хотя бы тот случай, когда погибгенерал-майор Кумшаев…

– Это ж не загадка. Партизаны, засада…

– Ага, ага… – сказал Мазур, усердно копируя егоинтонацию. – Но я-то не об этом…

Он замолчал, и молчал долго. Пока Лаврик не произнес гораздогромче, осклабясь:

– Ну ладно, что нам Эль-Бахлак, двадцать лет отстучало… Иаллах с ними со всеми… Давай-ка лучше поговорим серьезно о свежих покойничках.О Нечаеве, например. Я успел вдумчиво изучить все бумаги. Ты всегда умелсоставлять толковые рапорты – вся суть как на ладони, четко и ясно. Наш адмиралзапутался в грязных связях с бандюками и «черными антикварами» настолько, чторешил уйти из жизни посредством прицельного выстрела в висок. Совершенно как встарые времена, подобно господам офицерам славного императорского флота.Приятно видеть, что оживают старые традиции… А ты, значит, оказался невольнымсвидетелем, перед которым он исповедался…

– Ты здесь видишь что-то необычное? – небрежно спросилМазур.

– Я? Помилуй бог, с чего бы? Вполне понятная мотивация, делотут даже не в расстроенных чувствах, а в том, что из рук уплывал такой куш… Тыдаже и не представляешь, какой куш. Нечаев по приземленности своей здоровозанизил прибыль. Рисунок Леонардо стоил бы в Европах не два-три лимона баксов,а малость поболее. Уже в этом году подобный этюд продали за одиннадцать.Лимонов, я имею в виду. Баксов… Вот и застрелился, не вынесла душа поэта…Красиво так застрелился…