«Оника-воин» и 11) «Василий Окулович и Соломан». Старинам он научился у своего отца и знает голос каждой старины. Первые десять старин он знает твердо и пропел мне их скоро. Старину же о Василии Окуловиче и Соломоне он помнил нетвердо и пропел ее через день-два после первых десяти, припоминая ее и спросив о содержании ее также своего брата Андрея (см. <№ 327>). Дойдя до половины старины, он затруднялся петь дальше, останавливался и сочинял. Он знает также старину о Голубиной книге и слышал старину про Ставра. Старину о Голубиной книге я не стал записывать, так как раньше заиисал ее у его брата Андрея. У него я записал напевы всех 11 пропетых им старин. Из напевов его особенно замечателен напев старины об Онике-воине с перерывом в середине стиха, который я обозначал вертикальной чертой.

306. Хотен Блудович

(См. напев № 1)

Во стольнём во городи во Киеви

А у ласкова князя у Владимера

А ишше было пированьицо-бал-почесьён стол

А про тех же про князей, про бояроф,

5. А про рускиих могучиех богатырей,

А про тех поленицей приудалыех,

А про тех же казаков со тиха Дону,

А про тех же калик было перехожые,

А про тех же хресьянушок прожытосьних

10. А на етом на пиру дак было две вдовы:

А перва вдова Овдотья Блудова жена,

А как фтора вдова Офимья Цюсова жена.

Наливала Овдотья чару зелена вина,

Подносила Офимьи да Чусовой жены,

15. А сама говорыла таково слово:

«Уш ты ой еси, Офимья Чюсова жена!

А ишше есть у мня Хотенушко сын Блудовиць,

Ишше есть у тя Чайна прекрасная;

А не даш ле ты ей дак за его взамуш?»

20. Ишша это Офимьи-то за беду стало,

За великую досадушку показалосе;

Она вылила чяру к ей на белы груди

И облила у ей портищшо да в петьсот рублей,

И сама говорыла да таковы слова:

25. «А отець-от у тя дак было Блудишшо,

А и сын-то родилосе уродишшо —

А уродишшо родилось куря потслепоё!

А на коей же день веть зерьня грянёт же,

А на тот же веть день да куря сыт жывёт;

30. А на коей же день зерьня не грянет же,

А на тот же день дак куря голоден!»

А ишше это Овдотьи-то за беду стало,

За великую досадушку показалосе;

А пошла-де Овдотья-та со чесна пиру,

35. Со чеснаго-де пиру она княжевского.

Да идёт она Овдотья дак по юлици.

Как завидял Хотенушко сын Блудович,

Он стрецяёт свою маменьку родимую:

«Уш ты ой еси, маменька моя родимая!

40. Уш ты що же идёш ты со чесна пира,

Со чесна пира идеш ты невесёла:

Ты спустила свою буйну главу дак со могучих плець,

Потопя свои оци дак в матушку сыру в землю?

А ишше пьяниця над тобой ли посмеяласе?

45. А безумниця над тобой ли поругаласе?

Ишше пивным кофшом тибя ли обносили?

Али чярой зеленой* тебе не в доход дошли?»

Говорит ему маменька родимая:

«Уш ты ой еси, Хотенушко сын Блудовиць!

50. И не пьяниця надо мной и не смеяласе,

Не безумниця надо мной да не ругаласе,

А и пивным кофшом меня не обносили,

А и цярой зеленой меня не опходили.

Да была на пиру да молода вдова,

55. Кабы на имя Офимья Чюсова жена;

А наливала я чяру зелена вина,

Подносила Офимьи Чюсовой жены,

А сама я говорыла да таковы слова:

“Ишше есь у мня Хотенушко сын Блудовиць,

60. Ишше есь у тя Чайна прекрасная;

А не даш ли ты ей дак за его взамуш?” —

А-й ишше ето Офимьи за беду стало,

А за великую досадушку показалосе:

Она вылила чару-ту ко мне на белы груди,

65. Облила у мня портишшо во петьсот рублей,

А сама говорила да таковы слова:

“А отечь у его веть было Блудишшо,

А и сын-от родилсэ фсё уродишшо!

А на ко́ей же день дак зерьня грянет же,

70. А на тот же день дак куре сы́т жыве́ть;

А на которой же день зерьня не грянет же,

А на тот же день веть дак куря голодён!”»

Ишша это Хотенушку за беду стало,

За великую досадушку ему показалосе:

75. Розгорело (так) у Хотенушка ретиво серцо,

Закипела у Хотенушки крофь горючая,

Росходилисе его дак могучии плеча.

А пошол-де Хотенушко на конюшын двор;

Он и брал-де коня дак себе доброго,

80. Он брал-де седлал да он седёлышком.

Он скоцил-де Хотенушко на добра коня,

Он поехал по городу по Киеву,

Он доехал до дому да-й до Чюсового,

А он ткнул-де копьём дак в шыроки ворота,

85. Он унёс-де ворота да середи двора.

Тут выглядывала Чайна прекрасная,

А сама говорыла дак таковы слова:

«Уш ты ой еси, Хотенушко сын Блудовиць!

А отець у тебя веть было Блудишшо;

90. А и ты-то родилосе уродишшо,

А уродишшо родилось куря потслепою!

А на коей же день веть зерьня грянет же,

А на тот же веть день да куре сыт жывет;

А на коей же день зерьня не грянет же,

95. А на тот же веть день да куря голоден!»

А ишше это же Хотенушку за беду стало,

За великую досадушку ему показалосе:

Он шып* де-ка палицей свуей буёвою,

Он шып де-ка нонице во высок терем, —

100. Он <ш>шып[4] де-ка терем-от по окошечькам.

Тут едва-де веть Чайна за лафку да увалиласе.

А как идёт-де Офимья-та со чесна пиру,

Со чеснаго пиру идёт княжевсково;

А сама говорыт да таковы слова:

105. «Кажысь, не было не бури и не па́деры[5], —

Фсё-то моё домишшечко розвоёвано!»

А как стречает ей Чайна прекрасная

И сама говорит