еси, Костя Но/воторженин!

160. Приво(ра)чивай карапь да ко крутой горы!

Уш ты ой еси, Потанюшка Хроменькой!

Ты выскакивай-ко-се на крут берек<г>!»

Тут выс(ка)кивал Потанюшка на крут берек<г>.

Выходили дружья́-братья на крут берек<г>,

165. И пошли-де на гору Сарацынскую

Ишше к чюдному кресту они помолитисе.

А идут они на гору-ту Сарацынс(к)ую:

И лежыт голова богатырьская.

А идёт-де веть Васька, голову попиныват.

170. Говорыт тут голова дак богатырьская:

«Уш ты ой еси, Василей и сын ты Буславьевиць!

Не пинай голову ты; не ругайсе же:

Ишше был я богатырь-от — не твоя чета,

Не твоя был чета я, не твоя верста, —

175. Я умею лежать на горы на Сарачинское,

А тебе же, Василей, нонь то же́ буде́т!

Я тягалса с саратиной* долгополою,

Я тягалсэ-боролсэ да ровно три года;

А и тут же саратинушка* она перехитрила,

180. А и тут же саратинушка она перемудрила:

Накопала перекопоф глубокиех;

Ишше перв-от перекоп конь перескоцил,

Да и фторой-от перекоп конь у мня перескоцил,

А и ф третьём-то перекопи конь обрюшылсэ;

185. Тут сняла саратина у мня буйну голову!»

Ишше етому Василей-от не поваровал:

Он идёт, голову пушше попи́ныват.

Как сходили ко кресту они, помолилисе,

Помолилисе, назать они обратилисе.

190. А ф полу-то горы Сарацынское

И очу́дилса ноне сер-горюч камень:

А не обойдёш камня, не объедёш же.

А в вышину-ту-де камень да три сажени же.

Говорыт тут Василей да сын Буславьевиць:

195. «Ты скаци-ка, Фома Толстокожевникоф!»

А скоцил-де Фома, дак он да перескоцил.

Да скакал-де веть Костя Новоторженин[9].

Говорыт-то Василей сын Буславьевич:

«Мне-ка жалко Потанюшки Хроменького,

200. У Потанюшки ножецьки коротеньки!»

Как скоцил-де Потанюшка, перескоцил.

Как скоцил-де Василей-от сын Буславьевичь, —

Высоко камень от земли дак прызнимаицсэ:

Ишше падал Василей на сер горюць камень —

205. Он скипел-де, сгорел на сер-горюцём камне.

И ишше тут по Васильи славы поют,

А славы-де поют — да старину скажут.

Тут заплакала дружынушка его хоробрая.

И пошли-де они и на черлен карапь —

210. Отвалили-де за морё за синеё...

И пришли они к матушки родимое,

Говорили они да таковы слова:

«Ты чесна вдова Омельфа Тимофеёвна!

Що осталось твоё чадышко любимоё

215. А на той же на горы на Сарачынское —

А скипело-згорело на сером камне!..»

Тут заплакала Омельфа Тимофеёвна:

«Говорыла своему чядышку любимому:

”Не ходи-ко-се, Василей, за синё море́ —

220. Потеряш ты, Василей, и буйну голову!..”»

308. Наезд на богатырскую заставу и бой Подсокольника с Ильей Муромцем

(См. напев № 3)

На горах, горах дак было на высокиих,

Не на шоломя было окатистых

Там стоял-де ноне да тонкой бел шатёр.

Во шатри-то удаленьки добры молоццы:

5. Во-первых-то стары казак Илья Муромец,

Во-фторых Добрынюшка Микитиць млад,

Во-третьих-то Олёшенька Поповиць-от.

Эх стояли на заставы они на крепкое,

Стерегли-берегли они красен Киев-грат,

10. Стояли за веру християнскую,

Стояли за церкви фсё за Божии,

Как стояли за чесныя манастыри.

К(ак) по утрыцьку было по ранному,

А на заре-то было на ранноютренной

15. А-й как выходит стары казак из бела шатра.

Он смотрел-де во трубочьку подзорную

На фсе же на четыре кругом стороны.

Он завидял-де́: во поли не дым стоит, —

Кабы едёт удалой да доброй молодець.

20. Он прямо-де едёт ф красен Киеф-грат,

А не приворяциват на заставу на крепкую.

Он едёт молодець дак потешаецьсе:

Он востро копьё мецёть да по поднебесьё (так),

Он одной рукой мецёт, другой схватыват.

25. А впереди его бежыт да два серы волка,

Два серых бежит волка да серы выжлока;

А на правом плеци сидел да млад есён сокол,

На левом плеци сидел да млад бел кречет.

А заходил стары казак во бел шатёр,

30. Говорыт-то стары казак таковы слова:

«Уш вы ой еси, удалы вы добрыя молоццы!

Уш що же вы спите́ да що вы думаите́?

Да наехал на нас супостат велик,

Супостат-де велик да доброй молодець.

35. Он прямо-де едёт ф красен Киеф-грат.

А не приво(ра)циват на заставу на крепкую!»

Ото сну-де рибятушка пробужалисе,

Ключавою водою они умывалисе,

Они белым полотенцом да ю/тиралисе,

40. Они господу Богу помолилисе,

А посылали Олёшеньку Поповиця.

Как выходит Олёшенька и/з бела шатра,

Засвистел он коня да ис чиста поля:

А бежыт его конь, дак мать земля дрожыт.

45. Как крутешенько Олёшенька седлал коня,

Он седлал-де, уздал да коня доброго:

Он накладывал уздиценьку тесмянную;

Он накладывал седёлышко черкальскоё;

Он двенаццэть пот(п)руг дак шолку белого,

50. Ишше белого шолку ша/махиньского;

Он тринаццату потпругу — це/рез хребетну кось, —

А не ради басы, дак ради крепости,

Ишше ради окрепы дак богатырское,

Ишше ради поески дак молодецкое:

55. А не оставил бы конь дак на чистом поле

Ишше черным-то воронам на пограеньё,

Ишше серыем волкам на потарзаньи,

Только видели, молодець на коня скоцил,

А не видели поески да богатырьское, —

60. Только видели: ф поли курева стоит.

А выежжал-то Олёшенька на чисто полё,

Он завидял молочьчя-то во чистом поли.

А ревел-то Олёшенька по-звериному,

Засвистел-то Олёша по-соловьиному,

65. Зашыпел-то Олёша по-змеиному:

А кабы едёт от-молодец, не огляницсе.

Как подумал Олёшенька Попович-от:

«А кабы едёт молодец-от — не / моя чета,

Не моя едет чета да не моя верста!»

70. Повернул он коня да ко белу шатру,

Приежжает Олёшенька ко белу шатру, —

А стречает стары казак Илья Муромец.

Говорит тут Олёшенька / Поповиць-от:

«Уш ты ой еси, стары казак, Илья Муромец!

75. Кабы едёт богатырь