жутковато. Старушка Бруклия вообще-то образец идеальной женщины — жены, матери, бабушки. И пусть всегда была добра ко мне… Как поведёт себя с той, что отвергла единственного сына после всего того, что для неё сделали?

Впрочем, я быстро замечаю лукавство и тепло во взгляде светлых глаз.

— Так, может быть, всё-таки выпьем? — выгибаю бровь, и Бруклия хлопает в ладоши (ногти в красном… это Робер привёз заморскую диковинку, да только не понятно, как её смывать — хорошо, что я не польстилась).

— Оценила мой взгляд? У, как покойный-то муж трясся от него! Как горшок разбивался и собирался вновь.

— Занятно. Великан?

— Ну да, — усмехается она. — Надо их в узде держать, всё знаешь и сама. Я так думала. Что играешь с ним, но раз нет, раз не люб тебе… Что поделать? Куда собралась?

— На поиски судьбы, — усмехаюсь я.

Звучит таинственно, но так оно и есть.

Я не помню ничего о жизни до того, как меня нашли у леса в снегу и приволокли к себе. Стоял такой же солнечный, морозный день. И со мной была Сова.

На этом всё.

Меня приютили, и из благодарности я старалась поддерживать уют в доме и сердцах. И совсем скоро стала частью этой семьи. Ко мне уже сватались удальцы, но так как я отказывала, у Робера в сердце закралась надежда. И вышло бы славное решение, любая здесь была бы рада оказаться на моём месте.

Робер когда-то был женат. В жене души на чаял, она была городской красавицей с характером — но доброй. Он занимался торговлей, ведь из-за вечной зимы почти все продукты привозились из далёких стран, куда не добралось проклятье тролля, и делом это было хорошим. Но жена заболела и умерла, а Робер накопил достаточно денег, чтобы не оставлять дочерей и вести дела здесь, рядом с домом. Сейчас у него несколько бакалей в городе и одна в деревне, которой он же и заправляет.

Стоит не забывать, что он хоть и не молод, но хорош собой. Так что с какой стороны не погляди — выходит лакомый кусочек.

Но — увы — сердцу не прикажешь.

На удивление, меня мало волнует прошлая жизнь. Никак не думается о том, какой была моя семья, ищет ли меня кто. Я будто впервые глаза открыла год назад. Вот только… не оставляет чувство, будто что-то важное потеряла.

Или кого-то.

Дракона например. А что? Чем чёрт не шутит?

— Даже не знаю, как нам жить без тебя… — тянет Бруклия. — Робер так и вовсе будет убит горем. Снова.

Я достаю поднявшееся тесто, казан с фаршем и рисом и присыпаю стол мукой, бросая на бабулю острый взгляд.

— Не в упрёк тебе, Изольда, — спешит она меня успокоить. — Как Лилию потерял он, я думала, от тоски станет помидором в банке. Мерзость.

— Но они вкусные!

— Тише, девочка, я ещё помню, каковы свежие, но где ж их теперь найти? — сокрушение по поводу еды, которой сейчас не достать, дело привычное и уже почти ритуальное. — Робер светился от счастья, когда свою невесту привёз. А крови она мне попортила, ой! Своенравная была, не уживались… А потом что вышло, то вышло. Грустно. Но он несколько лет сам был, как зима, хотя других девушек вокруг — видимо не видимо. Полчища!

Я фыркаю, раскатывая кругляши теста и раскладывая начинку.

— Ты знаешь, я поначалу подумала, что ты одна из них.

— Вот уж — сумела себя эффектно преподнести.

— А потом это стало неважным. Робер раствёл, я тебя полюбила, как дочь, а девочки — как мать.

Сформировываю партию пирожков, лью масло на сковороду, убираю муку, отставляю в сторонку тесто. Руки уже будто готовят сами, это меня успокаивает и завораживает остальных.

Пока пирожки жарятся, наконец, добираюсь до кофейных зёрен, размалываю горстку и прикрыаю веки, втягивая горький аромат. Нет в мире ничего лучше!

— А вы, — предлагаю Бруклии, — наймите Агнию в помощницы, она хорошая.

— Ведьму?

— Дайте ей шанс, — подмигиваю и снимаю сковороду с печи.

— Как тебе?

Я замираю и поправляю золотые косицы.

— Я догадалась, — объявляет старушка, — когда на прошлой ярмарке Робер выиграл со своим хилым зайцем. Ты ведь ему удачи пожелала!

— Да бросьте, — отмахиваюсь я, — он уважаемый человек, вот его и хотели… уважить.

Наливаю в турку воду и ставлю на печь. Тут главное, не проглядеть момент, когда начнёт подниматься пенка, чтобы кофе не успел закипеть. От этого он хуже становится.

— Как хочешь, а жаль тебя отпускать…

И всё же Бруклия улыбается, будто стараясь до последнего меня поддержать. И я ценю это. Как и то, что мне никогда не говорили, что я им обязана. Такое положение вещей было бы для меня нестерпимо, и я рада, что так и не оказалась в нём.

В пузатую кружку бабули добавляю молоко яка, свой же кофе оставляю густым, горьким и чёрным. На столе дымятся пирожки. За окном снегопад, а в доме тепло и уютно. Это ощущение — одно из моих любимых.

— Я тебе вот что скажу: в добрый путь. Надеюсь, Изольда, ты найдёшь то, что ищешь.

Я допиваю кофе опрокидываю гущу на блюдце, чтобы спустя минутку взглянуть, что из этого вышло.

— Ящерица какая-то… — шепчет Бруклия.

— Да нет же, — присматриваюсь я, — это дракон, которого Он держит в плену…

— Ну, не накликай беду. А пирожки вкусные. Как и всегда, — и голос старушки вдруг даёт слабину и едва заметно подрагивает. — Точно решила покинуть нас?

Я беру её за тёплые руки, глажу пальцы и обещаю:

— Робер не будет так сильно грустить уже, как раньше. Я ободряла его, как могла, но так, чтобы не давать надежду. Пригласите девушку в дом помощницей, поглядите, что из этого выйдет. Готовите вы не хуже меня. Справитесь. Сами знаете, лучше сейчас, пока девочки маленькие. Не нужно, чтобы они считали меня матерью. А ушла бы я всё равно. Всё у вас будет хорошо.

— Что же… — Бруклия кивает. — Куда поедешь, в город? Попросить Иванко сани приготовить?

— Нет, я уйду той же дорогой, какой пришла — через лес.

Она поджимает губы, но ничего не говорит, знает ведь, что меня не переубедить.

Я всегда знала, что надолго здесь не задержусь.

Нужен был лишь знак. Тролль на участке — чем не он?

Да ещё и такой симпатичный… а ведь представляла его зелёным и клыкастым. Или огненное шоу и полуобнажённое тело лишь приманка для ведьм?

Весьма и весьма забавно.

Я даю старушке собраться с мыслями, оставляя её наедине с собой и