А вирус так и работал: проникнув в кровеносную систему после укуса, спустя некоторое время он начинал захват всего организма – поражал лимфатическую, репродуктивную, эндокринную, костно-мышечную системы. Инфицированного постепенно охватывали самые разные симптомы: жар, увеличение лимфоузлов и оттока слизи, ломота и слабость в теле – в общем, все то, что среднестатистическим человеком воспринималось, как грипп. Обычно, когда симптомы расширялись уже до диареи и рвоты, некоторые начинали понимать, что происходит нечто странное. Ладно, если бы на этом этапе они обозначали себя перед врачами, но были и те, кто продолжал лечить себя антибиотиками и противодиарейными, не желая тратить медицинскую страховку на то, с чем вполне способны справиться сами.

В какой-то момент инфицированные входили в состояние, как им оказалось, выздоровления, они начинали чувствовать в себе прилив сил и бодрости, из головы уходил туман, жар снижался, но это лишь означало, что вирус входит в финальную стадию – он перезапускал нервную систему и уже на следующий день обманутый облегчением человек впадал в болевой шок от возрастающей ломоты в теле и отказа органов. Вирус добирался до нервных клеток, создавая в них импульс, который мозг воспринимал, как болевое ощущение. И когда вирус поражал одну нервную клетку за другой, человек либо впадал в кому сам, либо его вводили в нее вынужденно, если этот этап происходил в медучреждении, потому что такой болевой шок был способен остановить сердце.

И на данном этапе мы зашли в тупик. Потому что после этой «мини-смерти» – как сами ученые нарекли внезапную кому – человек просыпался другим. Он терял восприятие себя и окружающего мира, переставал узнавать родственников и даже терял способность к речи, в том числе к ее пониманию. Казалось, что за время комы человека подменили, но ни один анализ, ни одно МРТ не обнаруживало перемены в структуре мозга, как это обычно происходит при опухолях. В этом была загадка вируса: каким образом ему удалось отключить сознание человека, как если бы оно имело тумблер вкл/выкл?

В то же время в человеке рождалась загадочная тяга к агрессии и насилию, которую мы поначалу пытались объяснить примитивными потребностями вроде утоления голода, потому что агрессия выражалась непременно в нападении на людей и попытками высосать из них кровь. Но очень быстро мы отмели эту теорию, потому что наши инфицированные были сыты! Мы переливали им кровь литрами, и в ней не было недостатка! И тем не менее, процесс заражения усугубился, создав новый симптом – агрессию.

Жена наконец догнала меня в коридоре лаборатории и протянула планшет с обеспокоенным лицом.

– Кейн, это из Бостона! – выпалила она, запыхавшись.

Я прочитал новости и посмотрел видео о том, как молодой учитель напал на собственную невесту и прокусил той шею. Все это мне уже было знакомо.

– Там тоже началось! – выдохнула она.

Я готов был зареветь. И хотя мой сдержанный вид не продемонстрировал ни единой эмоции, внутри меня бушевал огонь. Вирус распространялся. Случаи агрессивных вспышек среди людей поступали уже со всех континентов! Как такое может быть?! Глобальная пандемия происходит на моих глазах, а я даже близко к разгадке не подошел! Я осознавал, что мы отстали от вируса настолько, что уже не видим его за горизонтом.

– Власти заключили всех пострадавших в карантин, – сказала Кристина, пытаясь облегчить мою ношу.

– Ты же понимаешь, что это ничего не изменит! На десять укушенных всегда найдется тот, кто не обратится за помощью в больницы, а потом тихо впадет в кому у себя в квартире и обратится в монстра, – огрызнулся я.

Мне сейчас не до утешений!

Мы направились в карантинный блок, где содержались наши сложные пациенты. Последние два месяца мы сидим там безвылазно.

– Новые ингибиторы транскриптазы уже дали результат? – спрашивал я у Кристин.

– Да. Отрицательный, – выдохнула она.

– Этого не может быть! – остановился я на полпути и даже развернул ее за локоть, точно выпытывая у нее правду, как детектив, который нашел несоответствие. – Они должны были сработать! Мы расшифровали часть ДНК вируса и создали ингибитор на основе его собственного ДНК!

– Вирус устоял! – Кристина начинала паниковать, заражаясь моим негодованием. – Поначалу ингибитор работал, но уже через несколько часов все вернулось к прежнему состоянию, потому что вирус начинает вести себя агрессивно!

Вычленив часть ДНК-вируса, где прописана программа поражения Т-лимфоцитов (Т-лимфоциты отвечают за активацию иммунного ответа на чужеродные антигены), мы пытались найти способы блокировки взаимодействия вирусной клетки с клеткой-мишенью и выстроить преграды в местах соединения рецепторов клеток, чтобы нарушить работу транскрипции. На этой схеме строится антивирусная терапия ВИЧ. И теперь Кристина говорит, что испытания провалились, потому что вирус быстро изменил тактику, словно почуял подбирающиеся к нему шаги врага. Воистину этот вирус гениален!

– Надо попробовать еще раз! – произнес я твердо, не желая слышать возражений.

– Кейн, мы так пациентов потеряем! Мы уже убили троих!

– Кристина, там снаружи мы, итак, теряем людей тысячами!

– Это другое!

– Чем же?

– Тем, что в стенах карантина мы убиваем их собственными руками!

– А снаружи мы убиваем их своей трусостью и бездействием!

Кристина тяжело выдохнула, закрыла лицо руками и прислонилась к стене. Даже не прислонилась. Она упала на нее. Каждый раз наши споры разбиваются о невидимый барьер, который ни один из нас не желает преодолеть, чтобы понять друг друга. Кристина всегда защищала научную этику, я же уверен, что спасти людей надо любой ценой. Это не значит, что я готов жертвовать меньшинством ради большинства, но, когда обстоятельства складываются так, что человек умрет рано или поздно, я готов пренебречь этим «поздно», чтобы использовать шанс найти подсказку!

Кристина измотана. Синие круги под ее поразительно обворожительными серыми глазами и впалые щеки с выпирающими скулами мне уже кажутся привычными, а перемену я замечаю, только когда просматриваю старые фотографии на смартфоне в перерывах на кофе, заряжаясь стремлением вернуть свою прежнюю счастливую семейную жизнь. Там мы с Кристиной по утрам в университете читаем лекции по общей и молекулярной вирусологии, по биохимической и популяционной генетике, по вечерам работаем в лаборатории центра по контролю заболеваний, а дома нас ждут четыре беспородных кота, которых мы взяли из приюта. Там Кристина пышет жизнью. Настоящая же – медленно угасает. Лекции заброшены, коты под присмотром добродушной одинокой соседки, а от осознания того, что твоя прежняя жизнь осталась лишь в мегабайтах, лишь в нематериальном электронном мире, становится очень тяжело на груди, даже сердце падает вниз, словно с обрыва, словно оно потеряло смысл отбивать свой прежний ритм, предчувствуя скорое поражение. Мы теряем нашу реальность, мы проигрываем в гонке со смертью. Мы все измотаны бесконечными днями с недосыпом. Мы измучены устойчивостью вируса ко всем имеющимся у нас противовирусным препаратам. Мы вводили гормоны, иммуномодуляторы, мы делали переливания крови с новыми лимфоцитами для полной замены иммунных клеток, мы использовали самые разные комбинации препаратов, которыми лечат ВИЧ, Эболу, Денге, оспу, бешенство. Ничто не брало вирус. Дошло до того, что мы начали экспериментировать над живыми людьми, пытаясь пересадить органы и костный мозг, но вирус все равно выживал в крови и поражал новые органы! Как такое может быть? Что это вообще за порождение природы, которое невозможно обуздать? Оно будто из параллельного мира с правилами отличными от нашего!