Денвера, мое внимание привлек стандартный инструктаж стюардессы по технике безопасности: Если давление в салоне уменьшится, опустятся маски… Сначала наденьте свою собственную маску, а затем помогите окружающим… Мы все слышали это много раз, но в тот момент эти знакомые слова показались мне своеобразной метафорой: чтобы сохранить свою лидирующую роль, нам нужно сначала привести в порядок свою собственную страну, — особенно если мы хотим помочь другим.

На следующий день меня отвезли в Национальный гольф-клуб Трампа и, зайдя в боковую дверь, я прождал около двадцати минут, прежде чем меня провели в скромный конференц-зал, где и представили избранному президенту, избранному вице-президенту, начальнику избирательного штаба и еще нескольким людям. Мы поговорили о состоянии наших Вооруженных сил, о том, в чем наши взгляды совпадают, а в чем расходятся. В ходе нашей сорокаминутной беседы господин Трамп дружелюбном тоне вел широкую дискуссию, после чего он сопроводил меня к парадным ступеням клубного здания с колоннами, где уже собрались представители СМИ. Я предполагал, что после этого вернусь в Гуверовский институт Стэнфордского университета, где я провел последние несколько лет, занимаясь исследованиями и читая лекции по всей стране, — время, которое мне очень нравилось. Я полагал, что моя решительная поддержка НАТО и неприятие применения пыток к заключенным заставят избранного президента искать другого кандидата. Стоя рядом с ним на ступеньках, пока корреспонденты щелкали фотокамерами и выкрикивали вопросы, я во второй раз за неделю был удивлен, когда он охарактеризовал меня перед прессой как «настоящего». Спустя несколько дней меня официально выдвинули на должность министра обороны, и тогда я понял, что если Конгресс сделает исключение и Сенат его одобрит, то мне не доведется вернуться в красивый и яркий кампус Стэнфорда.

Во время собеседования господин Трамп спросил меня, справлюсь ли я с работой министра обороны. Я ответил, что смогу. Никогда не стремясь к этой должности, я воспользовался возможностью и предложил несколько других кандидатов, которые, по моему мнению, способны возглавить нашу оборону. Но тем не менее, будучи человеком, которого воспитали представители Великого поколения, родители, служившие в армии во Второй мировой войне; а затем сформировали более чем четыре десятка лет службы в Корпусе морской пехоты, я считал государственную службу одновременно и честью, и долгом. По моему мнению, когда президент просит вас что-то сделать, вы не играете в Гамлета у стены, заламывая руки. Если процитировать рекламный слоган великой американской спортивной компании, вы «просто делаете это»[1]. Если вы готовы, то говорите «да».

Когда речь идет о защите нашего эксперимента с демократией и нашего образа жизни, идеология не должна иметь к этому никакого отношения. Кто бы ни просил вас служить — демократ или республиканец — вы служите. «Политика заканчивается у кромки воды»[2]. Этот подход сформировал меня и определил мои взгляды, и я не собирался ему изменять, как бы сильно я ни наслаждался жизнью к западу от Скалистых гор и проводил время с семьей, которой пренебрегал в течение сорока с лишним лет службы в морской пехоте.

Когда я сказал, что справлюсь с работой, я имел в виду, что чувствую себя подготовленным. В силу ряда обстоятельств я знал эту работу досконально. В конце 1990-х годов мне довелось служить исполнительным секретарем двух министров обороны — Уильяма Перри и Уильяма Коэна, а также побыть старшим военным помощником заместителя министра обороны Руди де Леона. В столь тесном кругу я лично увидел и понял всю безмерность и серьезность обязанностей министра обороны. Это тяжелая работа: наш первый министр обороны покончил жизнь самоубийством, и мало кому удалось выйти из этой должности невредимым, как с юридической, так и с политической точки зрения.

Мы находились в состоянии войны, в условиях самого продолжительного вооруженного конфликта в истории нашей страны. Я подписал достаточно писем родственникам, в которых сообщалось о смерти близкого человека, чтобы понять, к каким последствиям может привести руководство ведомством, находящимся на войне, в то время как вся остальная страна в таком состоянии не находится. Миллионы преданных своему делу солдат и гражданских лиц, разбросанных по всему миру, выполняли свою работу с бюджетом, превышающим валовой внутренний продукт всех стран вместе взятых, за исключением пары десятков. В личном плане у меня не было большого желания возвращаться в округ Колумбия. Я не черпал энергию в суматохе и политике, которыми наполнена наша столица, но при этом я не чувствовал себя перегруженным работой. Я также был уверен, что смогу заручиться двухпартийной поддержкой нашей обороны, несмотря на политическое братоубийство, практикуемое в Вашингтоне.

В конце декабря я прилетел в Вашингтон, чтобы поучаствовать в процессе своего утверждения в Сенате в должности министра обороны.

*****

Эта книга о том, как моя карьера в морской пехоте привела меня к этому моменту и подготовила к тому, чтобы сказать «да» работе такого масштаба. Морская пехота учит вас, прежде всего, адаптироваться, импровизировать и преодолевать трудности. Но в Корпусе ожидают, что вы выполнили домашнее задание, овладели своей профессией. Любительское исполнение — это анафема, и морские пехотинцы прямо критикуют недостатки, довольствуясь лишь стопроцентными усилиями и самоотдачей. Тем не менее, на протяжении всей моей карьеры каждый раз, когда я совершал ошибку — а их было немало, — Корпус продвигал меня, признавая, что эти ошибки были частью моего обучения и необходимым мостиком для того, чтобы научиться делать все правильно. Из года в год морские пехотинцы обучали меня навыкам, в которых, как они знали, я нуждался, одновременно обучая меня справляться с неожиданностями.

Под прусской внешностью из коротких стрижек, броской униформы и строгих стандартов Корпус растит одних из самых странных индивидуалистов и оригинальных мыслителей, с которыми я только сталкивался на своем пути через множество командований, десятки стран и различные университетские городки. Военное превосходство морской пехоты не душит интеллектуальную свободу и не подменяет творческие решения регламентированным мышлением. Там знают свои уставы, зачастую полученные из уроков, усвоенных в бою и написанных кровью, но не позволяют им превращаться в догму. Горе тому, кто не проявляет воображения и при анализе результатов боевых действий прикрывается доктринерством. Критика в полевых условиях, в классе или во время досуга просто не может быть мягкой или щадящей. Личная чувствительность не имеет никакого значения. Никто не будет облегчать вам кризис среднего возраста, когда ваши вышестоящие или подчиненные коллеги будут предлагать более изощренные или исторически проверенные варианты, даже если они не соответствуют доктрине.

В любой организации главное — правильно подобрать команду. Два качества, которые я ценил больше всего при отборе кандидатов на