— Салли… Салли, это я, Питер Галлам… Я здесь, и с тобойвсе в порядке. — «Пока». Но он не сказал ей этого, он запрещал себе дажедумать о худшем. Она жива. Она все перенесла хорошо. Она будет жить. Он сделаетвсе возможное, чтобы она выжила.

Он просидел еще час у ее постели, наблюдая за ней изаговаривая всякий раз, когда Салли приходила в сознание, и даже добился от нееслабой, еле уловимой улыбки. Около часа дня Питер заглянул в кафетерий, чтобыслегка перекусить, и ненадолго зашел в свой офис, прежде чем вернуться вбольницу на обход пациентов в четыре часа, а в половине шестого уже ехал домой,снова вспоминая Анну. Ему все еще трудно было смириться с мыслью, что дома егоникто не ждет. «Когда же я перестану надеяться снова увидеть ее? — спросилон как-то своего друга полгода назад. — Когда окончательно пойму, что еебольше нет?» Страдания последних полутора лет оставили свой отпечаток на еголице. Раньше его лицо выражало только силу и уверенность в том, что ничегоплохого никогда не случится. У него было трое прекрасных детей, идеальная жена,карьера, которая редко кому настолько удавалась. Он прекрасно добрался довершины, без особых сложностей, и ему нравилось там.

А что теперь? Куда ему идти и с кем?

В то время как Салли Блок лежала в своей палате в отделенииинтенсивной терапии в центральной городской больнице Лос-Анджелеса, нателестудии в Нью-Йорке все было залито особым светом. Он казался ослепительнобелым, напоминая камеры для допросов в фильмах о войне. В не освещенныхпрожекторами углах павильона было прохладно и гуляли сквозняки, но в центре,где соединялись лучи, казалось, что у вас натягивается кожа от жары и слепящегосвета. Создавалось ощущение, что все в помещении сфокусировалось на объекте,попавшем в луч прожектора, усиливаясь с каждым мгновением. Людей тожепритягивало в центр луча, в эту узкую полоску, на островок сцены, к безликомукоричневому столу и ярко-голубому заднику с единственным начертанным на немсловом. Но взгляд останавливался не на этом слове, а на пустом кресле, похожемна трон, ждущий своего короля или королеву. Вокруг слонялись техники,операторы, гримеры, парикмахер, два помощника режиссера-постановщика, режиссер,любопытные, важные, необходимые и просто зеваки, стоящие всегда ближе всех кпустой сцене, пустому столу, на который был направлен пронзительный лучпрожектора.

— Пять минут!

Это был знакомый призыв, обычная сцена, тем не менее выпусквечерних новостей в некотором роде походил на шоу-бизнес. В белом светепрожекторов витала легкая аура цирка, магии и знаменитостей. И сердца начиналиучащенно стучать при звуке слов:

«Пять минут! Три! Две!» Такие же слова можно услышать вкоридоре за сценой на Бродвее или в Лондоне, когда выплывала какая-нибудьпримадонна на сцену.

Здесь не было такого величия; команда стояла в кроссовках иджинсах, однако здесь тоже присутствовали своя магия, взволнованный шепот,ожидание, и Мелани Адамс всем своим существом ощущала это, решительно ступая наподмостки. Как всегда, ее появление было отточено до совершенства. До выхода вэфир у нее оставалось ровно сто секунд. Сто секунд, чтобы еще раз просмотретьсвои заметки, бросить взгляд на лицо режиссера, нет ли чего-нибудь экстренного,о чем ей следует знать, и сосчитать про себя до десяти, чтобы успокоиться.

Как обычно, это был долгий день. Она закончила репортаж одетях, ставших жертвами насилия. Тема была не из приятных, но Мелани прекрасносправилась с ней. К шести часам усталость начинала сказываться. Пять… Пальцыпомощника режиссера показывали последний отсчет… Четыре… три… две… одна…

— Добрый вечер. — Отработанная улыбка никогда неказалась натянутой, а волосы цвета коньяка блестели в свете софитов. — Васприветствует Мелани Адамс с вечерними новостями.

«Президент выступил с речью, в Бразилии произошел военныйпереворот, акции на бирже резко упали, а на местного политического деятелясегодня утром было совершено нападение, когда он выходил из своего дома». Былии другие новости, передача, как всегда, шла без заминки. В облике Меланичувствовалась убедительная компетентность, дававшая ей прекрасный рейтинг иобъяснявшая ее огромную популярность. Она была известна всей стране уже болеепяти лет, хотя мечтала совсем о другой карьере. Она изучала политологию, когдав девятнадцать лет была вынуждена бросить колледж из-за рождения близнецов.Казалось, с тех пор прошло столько времени. Телевидение уже давно стало еежизнью. И еще близнецы. Было у нее и кое-что еще, но работа и дети всегдаоставались на первом месте.

По окончании выхода в эфир она собрала со стола своизаметки, режиссер, по обыкновению, остался доволен передачей.

— Прекрасное выступление. Мел.

— Спасибо.

Она держалась слегка отчужденно; раньше этим она прикрываласвою застенчивость, а теперь это вошло в привычку. Вокруг нее крутилось слишкоммного любопытных, желавших поглазеть или задать бесцеремонные вопросы. Теперьона была Мелани Адамс, и в этом имени таилась некая магия.

«…Я знаю вас… Я видел вас в новостях…» Сейчас казалосьстранным ходить по магазинам за продуктами или за новой одеждой, или дажепросто прогуливаться с дочками по улице. Люди оборачивались ей вслед, и, хотявнешне Мелани Адамс всегда выглядела сдержанной, в душе она испытываланеловкость.

Мел направилась в свой кабинет, чтобы снять лишний грим изабрать перед уходом сумочку, когда редактор передачи остановил ее резкимвзмахом руки.

— Можешь задержаться на секунду. Мел? — Он, какобычно, выглядел взбудораженным, и Мелани заворчала про себя. «Задержаться насекунду» могло означать что угодно и продержать ее весь вечер на студии.

Обычно, кроме выступления в вечерних новостях, онарассказывала о главных событиях дня, о сенсационных происшествиях или велаэкстренные выпуски.

Одному Богу известно, что они припасли для нее на сей раз, ау нее явно не то настроение. Она стала хорошим профессионалом, и по ее внешнемувиду редко можно догадаться, что она устала, но репортаж о детях — жертвахнасилия вывел ее из строя, хотя благодаря гриму она выглядела подтянутой иоживленной.

— Что еще?

— Мне бы хотелось показать тебе кое-что. —Редактор вытащил кассету и вставил ее в видеомагнитофон.

— Мы транслировали это в час дня. Я подумал, что длявечерних новостей материала недостаточно, но ты можешь раскрутить эту тему.

Мел сосредоточила внимание на экране и увидела интервью сдевятилетней девочкой, которой крайне необходима пересадка сердца, но до сихпор родителям не удалось найти для дочери донора. Соседи учредили специальныйфонд для Патти Лу Джонс, милой чернокожей девчушки, вид которой с первоговзгляда трогал душу. Мел почти сожалела, что увидела эту запись. Еще одинчеловек, вызывающий сострадание, нуждающийся в заботе, которому никто не можетпомочь. Она испытывала те же чувства, работая над репортажем о детях, ставшихжертвами насилия.