Слова не помогали; голова кружилась все сильнее. Мне срочнотребовались глоток воздуха и покой. И что-нибудь, о чем я могла бы подумать,пока этот парень так близко ко мне. Я ткнула в него пальцем и сказала то, чегоникогда никому в жизни не говорила, и уж точно не незнакомцу, тем болееиспугавшему меня незнакомцу:

— Просто заткнись.

И он заткнулся.

Вздохнув, я опустила голову на землю и прижала ладони кглазам, надавив так сильно, что под веками заплясали красные пятна. Во ртучувствовался сильный привкус крови, а сердце до сих пор так колотилось, что мнеказалось, будто грудная клетка сотрясается. Я вполне могла обмочиться, и всяситуация стала бы еще унизительней. Но я сделала несколько глубоких вдохов и вконце концов смогла сесть. Парень по-прежнему был рядом.

— А зачем ты меня схватил? — спросила я с трудом.

— Подумал, что нам нужно укрытие. Ну, спрятаться куда-нибудьот твоего преследователя, да только оказалось, что... — он выглядел смущенным,— не от кого.

Он наклонил голову, и я смогла на его рассмотреть.Собственно, до сих пор у меня не было на это времени; когда ты думаешь оком-то, что это психованный убийца, тебе не до деталей. А теперь я увидела, чтоэто вовсе не взрослый мужчина, как мне казалось раньше. Высокий и широкоплечий,он все же был совсем юным, примерно моего возраста, с прямымизолотисто-каштановыми волосами, падавшими ему на лоб и растрепавшимися за времяпогони, с квадратной челюстью, крепким мускулистым телом и выразительнымитемно-зелеными глазами.

Но самым примечательным в нем оказалась одежда под длиннымчерным пальто: потертые черные ботинки, черные шерстяные брюки и темно-красныйсвитер с V-образным вырезом и знакомым гербом: два ворона, вышитые по обеимсторонам серебряного меча. Герб «Вечной ночи».

— Так ты ученик, — сказала я, — здешней школы.

— Вот-вот им стану. — Он говорил негромко, словно боялсяопять меня испугать. — А ты?

Я кивнула, тряхнула спутанными волосами и стала скручиватьих в узел.

— Это мой первый год. Родители получили здесь работу, ониучителя, так что я... у меня нет выбора.

Похоже, это показалось ему странным, потому что оннахмурился, и взгляд зеленых глаз внезапно стал изучающим и неуверенным.Впрочем, через секунду он протянул мне руку:

— Лукас Росс.

— О, привет. — Ужасно странно представляться человеку, прокоторого ты пять минут назад думала, что он хочет тебя убить. — Меня зовутБьянка Оливьер.

— У тебя пульс такой частый, сердце колотится каксумасшедшее, — пробормотал Лукас. Он пристально вглядывался мне в лицо, и яснова занервничала, правда не так, как в прошлый раз. — Ну хорошо, если ты ниот кого не убегала, то почему так мчалась? Это никак не походило на утреннююпробежку.

Если бы я смогла придумать какую-нибудь благовиднуюотговорку, то соврала бы ему, но мне ничего не пришло в голову.

— Я встала пораньше, чтобы... ну, чтобы попытаться сбежать.

— Твои родители плохо с тобой обращаются? Обижают?

— Нет! Ничего подобного! — Его предположение меня ужаснооскорбило. Впрочем, я сообразила, что только это Лукас и мог предположить.Иначе зачем человеку в здравом уме мчаться через лес, словно спасая собственнуюжизнь, да еще до того, как взошло солнце? Мы только что встретились, поэтому,может быть, он еще считает меня человеком в здравом уме. Я решила не упоминатьночные кошмары, потому что тогда он точно подумает, что я чокнутая. — Просто яне хочу учиться в этой школе. Мне нравится мой родной город, кроме того,академия «Вечная ночь» такая... такая...

— Чертовски жуткая.

— Да.

— И куда же ты направлялась? Может, уже присмотрела себеработу или что-нибудь в этом роде?

Щеки мои запылали, и вовсе не потому, что я бежала.

— Гм... нет. Собственно, на самом деле я никуда не убегала.Просто пыталась дать им понять. Ну, вроде этого. Я подумала, если я такоеустрою, родители все-таки сообразят, как сильно мне здесь не нравится, и можетбыть, мы отсюда уедем.

Лукас поморгал и усмехнулся. Его улыбка подействовала наменя очень странно: страх сменился любопытством.

— Все равно что я со своей рогаткой.

— Что?

— Лет в пять я решил, что мама меня обижает, и надумалубежать. И взял с собой рогатку, потому что я же был взрослый сильный мужчина,понимаешь? И мог сам о себе позаботиться. Кажется, я еще взял фонарик и пачкушоколадного печенья.

Несмотря на смущение, я не выдержала и улыбнулась.

— Думаю, ты подготовился лучше, чем я.

— Я выбрался из дома, где мы тогда жили, и дошел аж до...дальнего угла нашего заднего двора. И разбил там лагерь. И провел в нем целыйдень, пока не начался дождь. Взять с собой зонтик я не догадался.

— Так рушатся самые лучшие планы, — вздохнула я.

— Да. Это настоящая трагедия. Пришлось вернуться. Я весьпромок, и живот ужасно болел, потому что я съел штук двадцать печений, и моямама — а она очень умная женщина, хотя иногда доводит меня до белого каления, —сделала вид, что ничего не случилось. — Лукас пожал плечами. — Видимо, точнотак же поступят и твои родители. Ты же это знаешь, да?

— Теперь знаю. — От разочарования у меня перехватило горло.

По правде говоря, я знала это с самого начала, просто должнабыла сделать хоть что-нибудь, скорее, чтобы выплеснуть досаду, чем достучатьсядо родителей.

И тут Лукас задал мне вопрос, по-настоящему меня удививший:

— Ты на самом деле хочешь отсюда выбраться?

— В смысле — сбежать? По-настоящему убежать?

Лукас кивнул и выглядел при этом очень серьезно. Но он немог говорить это серьезно, ни под каким видом. Понятно, что он спросил меня обэтом только для того, чтобы вернуть к действительности.

— Нет, — призналась я. — Я пойду обратно и приготовлюсь кшколе, как положено пай-девочке.

Снова та же самая усмешка.

— Никто ничего про пай-девочек не говорил.

Он произнес это как-то так, что внутри у меня потеплело.

— Да просто... эта академия «Вечная ночь»... Мне кажется,что я никогда не почувствую себя здесь своей.

— Я бы об этом не беспокоился. Может, оно и к лучшему — небыть здесь своей. — Он посмотрел на меня серьезно и напряженно, как будто могпредложить мне другое, более подходящее место.

Или я этому парню в самом деле понравилась, или я начинаювоображать всякое, потому что мне хочется, чтобы я ему понравилась. У меняслишком мало опыта, чтобы догадаться, в чем тут дело.

Я торопливо встала. Лукас тоже поднялся, и я спросила: