— А сейчас будем пировать! — Папа кивнул на стол. — Твоямать просто превзошла самое себя.

Обычно мама не устраивала обильных трапез; сегодняшний вечеропределенно считался особенным. Она приготовила все мои любимые блюда, причемгораздо больше, чем я могла съесть. Только тут до меня дошло, что я буквальноумираю с голоду, ведь сегодня пришлось обойтись без ланча, поэтому сначалародители говорили только между собой — у меня слишком разыгрался аппетит, чтобывступать в беседу.

— Миссис Бетани сказала, что они наконец-то закончилипереоборудование лабораторий, — произнес папа между двумя глотками вина. —Надеюсь, у меня будет возможность проверить все до того, как это сделаютучащиеся. Правда, боюсь, что кое-какое оборудование настолько современное, чтоя не буду знать, как к нему подступиться.

— Вот поэтому я и преподаю историю, — отозвалась мама. —Прошлое не меняется, просто становится все длиннее.

— Ребята, а я буду у вас учиться? — спросила я с набитымртом.

— Сначала проглоти, — машинально скомандовал папа. — Подождидо завтра, и все узнаешь сама, как и остальные.

— О! Ну ладно.

Не в его манере было вот так резко обрывать меня, и янемного растерялась.

— Нельзя, чтобы у нас вошло в привычку сообщать тебе слишкоммного лишней информации, — более мягко пояснила мама. — Тебе нужно иметь какможно больше общего с другими учениками, понимаешь?

Она хотела, чтобы это прозвучало легко, но меня ее словасильно задели.

— И с кем из них у меня должно быть что-то общее? С теми,чьи семьи учатся в «Вечной ночи» веками? Или с аутсайдерами, которыевписываются сюда еще хуже, чем я? На кого из них я, по-твоему, должна походить?

Папа вздохнул:

— Бьянка, веди себя разумно. Нет никакого смысла опятьначинать этот спор.

Давно пора было успокоиться и смириться, но я не могла.

— Конечно, я знаю. Мы приехали сюда исключительно «радимоего блага». Да только непонятно, каким образом то, что я рассталась с домом ивсеми друзьями, может пойти мне на пользу! Объясни еще разок, потому что покадо меня это так и не дошло.

Мама положила ладонь мне на руку.

— Это тебе во благо, потому что до сих пор ты почти никогдане выезжала из Эрроувуда. Потому что даже наш район почти не покидала, пока мытебя не заставляли силой. И потому что те несколько друзей, что у тебя имелись,не смогут поддерживать тебя вечно.

Она говорила правильные вещи, и я это знала. Папа поставилсвой бокал.

— Тебе необходимо научиться приспосабливаться к изменяющимсяобстоятельствам, необходимо стать более независимой. Это очень важные навыки, имы с мамой пытаемся тебя этому научить. Ты не можешь всю жизнь оставаться нашеймаленькой девочкой, Бьянка, как бы тебе этого ни хотелось. И это самый лучшийспособ подготовиться к той жизни, которая тебя ожидает.

— Вот только не надо делать вид, что речь идет о моемвзрослении, — отрезала я. — Это не так, и вам это известно. Речь о том, чего выоба для меня хотите, и вы твердо намерены добиться своего, нравится мне это илинет.

Я вскочила из-за стола, но не пошла в свою комнату за свитером,а просто схватила с вешалки мамин кардиган и накинула его на плечи.

Несмотря на раннюю осень, вечером на улице было холодно.

Родители не стали спрашивать, куда я иду. Это давно вошло унас в семейное правило — любой, кто вот-вот разозлится, должен прервать спор,пойти прогуляться, а потом вернуться и сказать то, что по-настоящему думает. Ине важно, как сильно ты был расстроен, — прогулка помогала всегда.

Собственно, это правило придумала я, еще в девять лет.Поэтому сомневаюсь, что речь и в самом деле шла о моей зрелости.

Чувство тревоги, испытываемое мною, — это твердая,абсолютная уверенность в том, что мне нет места в этом мире, и дело вовсе не втом, что я подросток. Это часть меня, и так было всегда. Может быть, всегда ибудет.

Я шла по территории школы, то и дело оглядываясь — вдругснова увижу Лукаса? Дурацкая мысль, конечно, с какой стати он будет все своесвободное время проводить на улице? Но я чувствовала себя такой одинокой,поэтому и высматривала его. Однако Лукаса нигде не было. Академия «Вечнаяночь», грозно маячившая у меня за спиной, скорее походила на замок, чем нашколу-интернат. Я легко представляла себе принцесс, томящихся в подземелье,принцев, сражавшихся с драконами, и злобных колдуний, охранявших двери спомощью заклинаний. Сейчас я меньше всего нуждалась в волшебных сказках.

Ветер сменил направление и принес с собой какие-то звуки —смех с той стороны, где на западном дворе стояла беседка. Наверняка тамустроили тот самый пикник. Я поплотнее закуталась в кардиган и пошла в лес — нена восток, в сторону дороги, куда бежала сегодня утром, а к небольшому озеру,расположенному севернее.

Было очень поздно и очень темно, так что я почти ничего невидела, но мне нравилось, как дует ветер среди деревьев, нравился холодныйаромат сосен и уханье совы неподалеку. Размеренно вдыхая и выдыхая, я пересталадумать о пикнике, и о «Вечной ночи», и вообще обо всем. Я словно растворилась внастоящем.

Внезапные шаги меня испугали. «Лукас!» — подумала я, но подорожке, засунув руки в карманы, шел мой папа. Конечно, он легко меня нашел.

— Сова так близко, а ведь ей следовало нас испугаться.

— Наверное, она чует запах еды и не улетит, пока естьвозможность полакомиться.

Словно в доказательство моих слов, над головой тяжелозахлопали крылья, закачались ветки деревьев, и к земле темным пятномустремилась сова. Послышался отчаянный писк — то ли белка, то ли мышь попаласьей на ужин. Сова улетела так быстро, что мы с папой толком ее не разглядели. Язнаю, что должна была восхититься охотничьими талантами совы, но мне было оченьжалко мышку.

— Если я повел себя слишком сурово, извини, — сказал папа. —Ты уже юная женщина, и мне не следовало в этом сомневаться.

— Все нормально. Я просто немного сорвалась. Понятно же, чтонет никакого смысла спорить насчет нашего приезда сюда — теперь уже нет.

Папа ласково улыбнулся мне:

— Бьянка, ты же знаешь, что мы с мамой даже не надеялись,что ты у нас родишься.

— Знаю. — «Пожалуйста, — думала я, — только не надо сновазаводить речь о „чудо-ребенке"!»

— Когда ты появилась в нашей жизни, мы полностью посвятилисебя тебе. Вероятно, перестарались. Это наша вина, а не твоя.

— Папа, нет. — Я очень любила всю нашу семью, когда во всеммире были только мы трое. — Не нужно говорить об этом как о чем-то плохом.

— Я и не говорю. — Голос его звучал печально, и впервые вжизни я подумала, что и ему все это не очень нравится. — Но все меняется,милая, и чем скорее ты с этим смиришься, тем лучше.