— Я понимаю. И мне стыдно, что я все еще позволяю себезлиться. — В животе заурчало. Я наморщила нос и с надеждой спросила: — А можномне подогреть ужин?

— Подозреваю, что мама уже позаботилась об этом.

Так оно и было, и остаток вечера мы провели чудесно. Ярешила, что должна извлечь из него как можно больше удовольствия. ГленнаМиллера сменил Томми Дорси, а его — Элла Фитцджеральд. Мы болтали и шутили, восновном обо всяких глупостях — о фильмах и телевидении, в общем, обо всех техвещах, на которые мои родители и внимания не обратили бы, если бы не я.Впрочем, раза два они попытались пошутить про школу.

— Ты встретишься здесь с поразительными людьми, — пообещаламама.

Я покачала головой, думая о Кортни. Вот уж она точно одна изнаименее поразительных людей, встреченных мною в жизни.

— Этого ты знать не можешь.

— Могу и знаю.

— Так что, теперь ты у нас видишь будущее? — поддразнила еея.

— Солнышко, почему ты от меня это скрывала? И что ещепредскажет наша прорицательница? — спросил папа, встав, чтобы поменятьпластинку. У этого человека до сих пор вся его музыкальная коллекция навиниловых пластинках! — Ну-ка, ну-ка, выкладывай.

Мама подыграла ему, прижав пальцы к вискам, какцыганка-гадалка.

— Думаю, Бьянка познакомится... с мальчиками.

Я тут же представила себе лицо Лукаса, и сердце заколотилосьсильнее. Родители переглянулись. Неужели они даже через комнату слышат, какгромко оно бьется? Может, и так. Я постаралась свести все к шутке.

— Надеюсь, они будут классными.

— Только не слишком классными, — вставил папа, и мы хоромрассмеялись.

Мама с папой и вправду решили, что это смешно, а я пыталасьскрыть волнение.

Я чувствовала себя странно, не говоря ни слова о Лукасе,потому что всегда рассказывала им почти все о себе и своей жизни. Но с Лукасомбыло по-другому. Если я заговорю о нем, чары разрушатся. Я хотела, чтобы оноставался моей тайной, — так я смогу придержать его для себя.

Уже тогда я хотела, чтобы Лукас принадлежал только мне.

— Ты не отдавала свою форму портному? — Патрис разглаживалаюбку, готовясь к первому дню занятий.

Как же я раньше это не заметила? Конечно, все типичныепредставители «Вечной ночи» отсылали свою форму к портному — ушить блузку тут июбку там, чтобы они выглядели шикарно и подчеркивали фигуру, а не болтались нахозяйке, делая ее бесполой. Как моя.

— Нет. Я об этом не подумала.

— Это обязательно следует запомнить, — сказала Патрис. —Индивидуальная подгонка одежды по фигуре придает ей совершенно другой вид. Ниодна женщина не должна этим пренебрегать.

Я уже поняла, что она очень любит давать советы, подчеркиваяпри этом, какая она практичная и умная. Это раздражало бы меня гораздо сильнее,не будь Патрис права.

Вздохнув, я опять занялась своим делом, пытаясь заставитьволосы под ободком лежать гладко. Уж наверное сегодня я где-нибудь да встречуЛукаса, и мне хотелось выглядеть как можно лучше в этой дурацкой форме.

Мы выстроились в длинную шеренгу в большом зале, чтобыполучить свои расписания уроков. Нам раздавали листы бумаги в точности так, какэто делалось сто лет назад. Толпа учащихся была далеко не такой шумной, как вмоей старой школе. Похоже, здесь каждый понимал необходимость соблюдатьтрадиции и порядок.

Но может быть, тишина существовала только в моемвоображении. Моя встревоженность будто поглощала звуки, приглушая все вокруг, ив конце концов я задумалась: а услышит ли меня хоть кто-нибудь, если я вдругпронзительно закричу?

Сначала мы с Патрис оказались рядом, но только потому, чтона первый урок мы шли вместе; история Америки, преподаватель — моя мама. Вместопапиного курса биологии я выбрала химию у профессора Айвербона. Я чувствоваласебя очень неловко, шагая рядом с Патрис и не зная, о чем с ней поговорить, новыбора у меня не было — до тех пор, пока я не увидела Лукаса. Солнечный свет,струившийся сквозь замерзшие окна коридора, превратил золотисто-каштановый цветего волос в бронзу. Мне показалось, что он заметил нас с Патрис, но Лукас пошелдальше, ни на секунду не замедлив шаг.

Я заулыбалась.

— Я тебя потом догоню, ладно? — сказала я Патрис, ужеотбежав от нее. Она пожала плечами и огляделась в поисках своих друзей. —Лукас! — окликнула я.

Кажется, он меня не услышал, а мне не хотелось кричать вовесь голос, поэтому я пробежала еще пару ступенек, чтобы поравняться с ним.Лукас шел в другую сторону, явно не в мамин класс, но я решила, что все равноего догоню, даже рискуя опоздать на урок. И окликнула его еще раз, чуть громче:

— Лукас!

Он едва повернул голову, посмотрел на меня и тут же кинулвзгляд на окружающих его учеников, словно боялся, что его услышат.

— А, привет.

Куда делся мой защитник из леса? Парень, стоявший передомной, вовсе не проявлял желания обо мне заботиться; он вел себя так, словновидел меня в первый раз в жизни. Но ведь мы познакомились, разве нет? И однаждыразговаривали с ним в лесу, когда он пытался спасти мою жизнь, а я вблагодарность велела ему заткнуться. Но то, что я решила, будто это станетначалом чего-то особенного, вовсе не значило, что так думает и он. Собственно,все говорило о том, что он совершенно точно так не считает. Он повернул ко мнеголову буквально на секунду, торопливо махнул рукой и кивнул — так мыприветствуем случайного знакомого. И пошел дальше, растворившись в толпе.

Вот это да! Полная отставка! Не знаю даже, можно лиразбираться в парнях еще хуже, чем я.

Туалет для девочек на этом этаже был совсем рядом. Я нырнулав кабинку и, вместо того чтобы разразиться слезами, взяла себя в руки ипопыталась собраться с мыслями. Что я сделала не так? Пусть наша первая встречапроизошла при весьма странных обстоятельствах, но в конце концов мы с Лукасомразговорились, причем так, как до сих пор мне доводилось говорить только случшими друзьями.

Может, я не так уж много знаю о мальчиках, но все равно былауверена, что между нами возникла вполне реальная связь. И ошибалась. Я сноваосталась в «Вечной ночи» одна, но теперь мне было даже хуже, чем раньше. Придяв себя насколько возможно, я поспешила на мамин урок и едва не опоздала. Мамасердито на меня посмотрела, но я пожала плечами и плюхнулась на заднюю парту.Мама мгновенно переключилась с режима «мама» на режим «учитель».

— Ну, кто мне может рассказать про Американскую революцию[1]? — Мама сцепила руки и выжидательно посмотрела на класс.