Даня очень хотел сказать – но горло ему как-то так скрутило, что оттуда не вылезало ни звука.

Ему потребовалось несколько ударов сердца, чтобы опомниться, вскочить и побежать.

Возле залива строили дома, соответствующие нашему неспокойному веку: большие и величественные, как корабли. Дома эти покоились на насыпи, как на водах петербургского недоморя, ещё недавно здесь плескавшихся. Были они, пожалуй, чуть подслеповаты окнами и не особо хороши отделкой, но открывали глазам умопомрачительный пейзаж, хорошо сохраняли тепло зимой, изолировали звук и в целом радовали обитателей. Да и – что бы ни говорила мама – с тех пор, как метро ускорили, добираться на окраины стало проще.

Имелось у этих комплексов и ещё одно достоинство: просторные квартиры сцеплялись в длинные коридоры и при этом отстояли друг от друга достаточно, чтобы у приличного человека не возникало поводов знакомиться с соседями. В таких домах это просто не принято. Поэтому Даня, проведший здесь добрых две трети жизни, знал только Раису Павловну из квартиры по диагонали – но когда он выскочил на лестничную клетку, заполошно огляделся и позвонил, у неё не ответили. Чёрт его знает, ушёл проклятый коммивояжёр по ступенькам или уехал на лифте, покинул жилой комплекс или продолжает торговать где-нибудь на два этажа выше! В таком огромном здании не разберёшься. Да ещё и наружная лестница, ведшая на улицу, оказалась отперта – как ни странно это в ноябре, когда коммунальщики перекрывают всё, что может заледенеть.

На эту лестницу Даня и метнулся в одной рубашке. Влажный прибрежный воздух врезал ему наотмашь и хлестал по щекам всё время, что он семенил вниз, шурудя глазами по пейзажу возле дома.

Но когда Даня вылетел на улицу, возмутив ударом двери голубей и мам с колясками, никакого коммивояжёра он не нашёл. Или нашёл? Может, коммивояжёр – это вот тот парень на ведущем к галечному пляжу спуске? Или хмурый мужик, дымивший неподалёку?

Даня внимательно их осмотрел и постарался запомнить внешность, но подойти не решился. Что он им скажет? «Здравствуйте, это не вы только что облапошили моего папу на восемьдесят тысяч?»

За такое уже и не ноябрьский ветер может по лицу дать.

– Что, всё-таки развели, да? – горько вздохнул папа.

Даня вернулся к родителям мокрый, выстукивая зубами странные ритмы – не то от холода, не то от злости. Пока он карабкался на тринадцатый этаж по безопасно огорожен- ной, но всё же наружной лестнице, на которой таки нарос лёд, он успел подумать много интересного не только о коммивояжёре-аферисте, не только о ленивых коммунальщиках, но и о папе тоже.

У него ведь высшее образование. Он в анамнезе преподаватель – и не литературного анализа. И тем не менее на старости лет без доли иронии произносит слово «нанозвук».

Наверное, всё это достаточно ясно читалось на Данином лице, потому что папа стушевался и беспомощно посмотрел на маму.

– Чёрт знает что, – сказал Даня. – Путешествие по волнам флогистона под звуки наномузыки. А тебе хватило дурости поверить!

Мама сложила ладони на груди.

– Не ворчи, скажи уж правду как есть. Не сто пятьдесят в аптеке, а шестьдесят, да? Нагрели нас? – Она вздохнула. – Но послушай, Данечка, ладно уж… Деньги, в конце концов, не главное в жизни, а если эта штука и правда такая полезная…

– Полезная? Полезная?! – заскрежетал Даня и двинул кулаком по столешнице. Это слегка вернуло его в чувство – и тут двинуть захотелось уже себе. Вот же он тупица! Вместо того чтобы нестись как угорелому наружу, надеясь непонятно на что, надо было сразу блокировать транзакцию, а лучше и карту папину тоже.

Теперь-то уже, конечно, ищи-свищи.

Хотя какая разница. Мама так долго разворачивала упаковку, что ничего бы они, конечно, перехватить не успели. Но в банк позвонить всё равно нужно – отметить платёж как мошеннический, чтобы, если деньги уж не вернуть, хотя бы начали отслеживать получателя.

– Смарт под рукой? – строго обернулся к папе Даня. – Срочно набирай банк.

– А там в приложении номер? – забормотал тот. – Я просто обычно не звоню, а в чат им пишу…

– Звонишь и говоришь, что последняя транзакция была мошеннической, что тебя обманули. Пусть заморозят счёт. Они уже не успеют, но ты всё равно скажи – вдруг. И пусть срочно проверяют кошелёк, или номер, или куда ты этому скоту деньги скинул…

Папа моргнул и как-то съёжился.

– Да у него… ну… терминал не работал, – пролепетал он. – У нас плохая связь в подъезде, ты же знаешь.

Даня не понял, а потом понял.

– То есть ты… заплатил ему наличкой? Просто взял и отдал ваши с мамой деньги какому-то мужику в подъезде?!

– Но тут есть чек, – взволнованно заметила мама, – на нём написано…

– На заборе тоже написано! – заорал Даня, подскочил и отвернулся.

Залив за окном перекатывался волнами так, будто ничего не случилось.

Ничего и не случилось, сказал себе Даня, прислоняясь лбом к стеклу и наблюдая, как то меленько дрожит. Ну, ничего смертельного. Не мышьяк же им продали, честное слово. И мама с папой – всё-таки не нищие, они за эти деньги не рояли таскали и не на рынке перепрошитыми смартами торговали, могло быть намного…

До чего скотские мысли.

Это такая психологическая защита: если тебе навредили, сделай вид, будто ничего особенного не случилось, не беда, переживём. Всякое бывает. Не больно-то и хотелось, чтобы сын обратно к нам переехал. Это всё чепуха.

Потому что очень стыдно сжать зубы и признаться: я бессилен. У меня нет того, чего я хочу. Меня обманули. Мой папа повёл себя как наивный лопух, но – сложно помнить, но ты помни это, тупица, помни! – главный виновник тут не он, а циничная сволочь, что ворует у людей деньги, манипулируя их слабостью и неуверенностью. Манипулируя тем, что у них болят суставы, что папе больно видеть, как мама хромает, а мама со страхом листает статистику мужской смертности от сердечно-сосудистых заболеваний, а папа по ней уже долгожитель, а он ведь столько лет курил, и если есть возможность как-то защититься, как-то продлить, пусть бы даже переплатив немного, не в деньгах счастье – а сколько их ещё в Петербурге, наивных пожилых людей? Сколько ещё переменных коммивояжёр подставит в уравнение, чтобы у задачи был положительный ответ?

Какой остаток положит в карман?

– Простите, – сказал Даня, поворачиваясь к родителям. – Мне очень хочется спросить, папа, как ты мог… на полном серьёзе… у тебя же высшее образование, ну неужели ты не понимаешь, что чудо-лекарства не продают в подъездах? Что не бывает технологий, которые одним махом вылечили бы тебе и понос, и золотуху, и сосуды, и суставы? Ты же не пещерный человек, сидишь в интернете, у тебя должны быть навыки критического… – он оборвал себя. – В общем, не важно. Простите. Никакого виктимблейминга. В произошедшем виноват не ты, а мошенник.

Папа с мамой стояли по ту сторону стола, взявшись за руки, как провинившиеся школьники. NanoSound они отложили подальше, будто разбитую вазу или смарт, на котором обнаружилась возмутительная переписка.