Вот и первая остановка, еще немного — и она на месте. Тут всалон вошли два молодых человека — кровь с молоком. В их руках былиудостоверения контролеров с черно-белыми официальными фотокарточками и печатямичерез весь лоб.

— Меня ограбили, — сообщила, Инга, демонстрируя имсвою разрезанную сумочку.

— Ага! — согласились контролеры. — И отнялиавоську с бутылками. Давай, тетка, вали отсюда.

Троллейбус затормозил, сложил двери гармошкой, и Ингавывалилась из него на тротуар, едва не рыдая от облегчения. Две старухи,вышедшие следом за ней, принялись громко негодовать:

— Вон, гляди, молодая, а уж вся спилась. Смотри-ка начто похожа. Вот стыдобища!

Инга отчаянно покраснела и гордо вздернула подбородок. «Неверю, — сказала она себе, — что только потеря кошелька отличаетстоящего человека от никуда не годного! С какой это стати я расклеилась?Немедленно взять себя в руки!»

Она уверенно подошла к зданию офиса, где работал Григорьев,и заглянула в вестибюль. Там никого не было, только охранник сидел на высокомтабурете и смотрел на противоположную стену с грустной улыбкой, —вероятно, вспоминал сумасбродную молодость. Инга снова достала телефон инабрала номер.

— Наконец-то! — обрадовался Григорьев — Я в«Веселом дятле» кофе пью. Я тебя ждал, ждал…

— Только никуда не уходи! — попросила Инга.

— Да нет, конечно. Кстати, у меня тут сюрприз!

Инга мышкой прошмыгнула по подземному переходу и взбежала поступенькам. Кафе было прямо по курсу. Впрочем, путь к нему преграждалонеожиданное препятствие. Посреди дороги стоял милиционер в форме, держа за рукузареванного ребенка. Мальчик был маленький и горластый. Он то орал, то выл, топросто топал ногами. Инга стала забирать вправо, чтобы обойти их широкимполукругом, но, вероятно, фортуна решила, что именно сегодня стоит от всегосердца наподдать ей под зад коленом.

Увидев Ингу, ребенок внезапно перестал орать и, показав нанее пальцем, закричал:

— Ма-а!

Инга с вытянувшимся лицом засеменила прочь, приседая ишаркая подошвами, словно ей не терпелось добраться до туалета.

— Гражданка, стоять — зловещим тоном приказалмилиционер, даже не повышая голоса, и Инга встала как вкопанная.

— Ма-а! — снова взвизгнул ребенок, на нетвердыхногах подбежал к ней и, схватившись обеими руками за плащ, спрятал мордочку вего складках.

— Ну что ты, лапочка! — дрожащим голосом сказалаИнга, которая не умела обращаться с детьми и поэтому боялась их досмерти. — Разве я твоя мама?

Ребенок в ответ что-то прогулькал и зарылся в плащ ещеглубже. Ясное дело, он потерялся и был в ужасе. Конечно, он не мог спутать своюмаму с посторонней женщиной — просто милиционер не подходил ему в качествеутешителя. У него был скрипучий кожаный ремень, шершавые руки и казенный запах.

— Что ты, малыш? — Инга присела на корточки ипогладила ребенка по голове. — Сейчас мы поищем твою настоящую маму!

Милиционер тем временем неотвратимо приближался. Выражениеего лица, словно барометр-анероид, показывало «бурю». Инга поняла, что онсобирается ее четвертовать, не дожидаясь приговора суда.

— Ну? — спросил милиционер. Вероятно, ничего болеегрозного ему на ум не пришло. — Какие проблемы?

— Проблем — вагон, — призналась Инга. — Уменя кошелек украли и еще, глядите, всю облили пивом! Кроме того, я упала ииспачкалась и очки утонули в унитазе… А утром с работы уволили.

— И из-за этого вы решили бросить своего сына? —зловещим тоном уточнил милиционер. Он был сердитый, насупленный и клокотал,точно вулкан перед извержением. Инга опасалась, что если он выйдет из себя, тораскаленная лава захлестнет ее с головой.

— Это не мой ребенок! — с жаром воскликнула она.

— Здрасьте! — сказал милиционер и обратился кмалышу, словно к свидетелю на допросе:

— Мальчик, это твоя мама или нет?

В ответ на официальный тон малыш отпустил Ингин плащ,зажмурился и завопил так, что в соседнем магазине одежды манекены отшатнулисьот стекол.

— Не пугайте ребенка! — рассердилась Инга. —К нему надо ласково обращаться.

— Вы мне, гражданочка, зубы не заговаривайте! —рыкнул милиционер. — Давайте сюда ваши документы!

— Да что вы в самом деле! — вскинулась Инга. —Тут мальчик умирает от горя, а вы!

— Он умирает от горя, потому что вы его бросили! Роднаямать!

— Я ему не мать, — запальчиво возразилаона. — Если бы я была ему родная мать, он бы сразу перестал плакать. А онведь орет.

— Он орет от негодования, — заявилмилиционер. — Давайте сюда ваш паспорт!

Вокруг них к этому времени уже образовалась толпа, состоящаяиз пары сочувствующих мужчин и дюжины возмущенных женщин.

— Надо же, сволочь какая! — выдохнула некая добраятетенька и посмотрела на Ингу круглыми беличьими глазками. — В тюрьмутаких мамаш надо сажать.

— Неужели ей отдадут ребенка обратно? — ахнулааккуратная женщина в шляпке, отлично разбиравшаяся в вопросахпедагогики. — Она ведь его потом на вокзале кому-нибудь продаст! Я читалао таких случаях….

— Паспорт! — рыкнул тем временем милиционер.

Инга посмотрела в его водянистые глаза с крохотнымигвоздиками зрачков и поняла, что нужно во что бы то ни стало добраться доГригорьева. Он был тут, совсем рядом, только руку протяни.

— У меня сумочку разрезали, я же вам говорила! —горячо объяснила она, тихонько пятясь в сторону «Веселого дятла». И приврала:

— Все вытащили: и кошелек, и документы, и дажекосметичку с помадой — все!

— Ну да, ну да, — сладким голосом произнесмилиционер.

Ребенок в этот момент замолчал, чтобы набрать в грудьпобольше воздуха, открыл на секунду глаза и, увидев, что Инга удаляется отнего, побежал следом и схватил ее за край плаща. После чего начал тихопоскуливать.

— Нет, ну вы подумайте! — всплеснула рукамибабушка с ридикюлем в руках. — фашистка какая!

— Глядите, мальчик чистенький и опрятненький, —обратилась Инга к милиционеру. — У него наверняка приличная мать, она его,должно быть, ищет.

Говоря это, она достала из сумки сотовый телефон и нажалакнопку «повтор». Телефон послушно набрал номер Григорьева.

— Инга, ты где? — удивился тот. — Мы тебяникак не дождемся.

— Не заговаривайте мне зубы! — рявкнулмилиционер. — Паспорт давайте!

— Борис! — простонала Инга. — Я стою возлекафе. У меня неприятности.

— Опять?! Ну, хорошо, мы сейчас выйдем. Кто это тамвоет?