class="p">Алгебру я освоила только спустя двадцать лет – когда моей старшей дочке потребовалась

помощь в школе. Оказалось – интереснейшая вещь! А свою «фам фаталь» с фиолетовыми глазами

так больше и не видела ни разу. И с Багирой – странное дело – мы никогда не говорим о ней, хотя

школьные годы вспоминаем часто. Такое вот самодельное табу. Сегодня я подумала: а, может

быть, это из-за того, что мы обе все-таки утонули в тот день в полынье? И нам просто-напросто

снится, что мы выросли? Не от всякого сна можно очнуться – и это иногда счастье. В нашем случае

– уж точно счастье.

НОЖ С КРОВОТОКОМ

Про августовский переворот уже никто толком не помнит, а я помню и ненавижу его за то, что он

отнял мои первые деньги. Моя мама работала тогда в журнале, журнал издавал «левые» книжки,

под названием «Новые законы России», и, чтоб слишком не тратиться на реализацию, предложил

сотрудникам, у которых имелись дети-подростки, подрядить отпрысков торговать законами в

переходе метро. Мне было пятнадцать лет, младшей сестренке – двенадцать, для полного и

безоблачного счастья нам не хватало одного – карманных денег, поэтому мы согласились с

радостью. Не, не, не. Никаких душераздирающих рассказов про несчастных детей подземелья вы

не услышите – даже и не надейтесь. Напротив, наше существование моментально превратилось в

сказку, а сами мы зажили недосягаемой и волшебной жизнью богачей. За два-три часа стояния в

переходе на «Павелецкой» можно было заработать по двенадцать рублей на брата (ну на сестру,

на сестру!). Бешеные деньги! Мы приходили туда с утра, когда народ валил на работу, и кричали

звонкими голосами: «Новые законы России!» Милиция деланно отворачивалась. К нам

подходили, дыша кто духами, кто туманами, кто перегаром. Восхищались, между делом, моей

смазливой физиономией, моей фигурой, часто оставляли сдачу («не надо, купи себе

мороженое»). В своем коротком, застиранном платьице я чувствовала себя почти народной

артисткой – а что еще нужно отроковице для счастья? Один только раз мы попали в историю:

стояли себе, зазывали народ, и вдруг проходивший мимо толстомордый дядька в тельняшке

крикнул мне: «Заткнись, шмакодявка!» Разве так разговаривают с богачками? Я в ответ тут же

выдала длинную матерную фразу, из которой морячок явственно должен был уразуметь, куда

именно ему следует пойти. Дядька круто развернулся, шагнул ко мне, схватил за плечо и так

тряхнул, что в первое мгновенье я подумала, что моя голова оторвалась и ударилась о

противоположную стенку перехода. «Это ты мне, воину-афганцу, такие слова говоришь?» От

толпы отделился какой-то парень, вырвал меня из когтей бравого моряка, бросив на прощанье:

«Девочка, не надо выёбываться!» Долго, очень долго потом друзья-приятели в нашем дворе

выслушивали из моих уст захватывающую историю про то, как я обматерила в переходе воина-

афганца, а незнакомый парень, точно прекрасный принц, меня спас. Но не суть. Главной

радостью все равно были деньги. Мы покупали сладости, я тут же приобрела себе в

коммерческом киоске фасонистые электронные часики, а потом мы поднакопили немного и

купили бабушке в подарок байковый халат. Расчудесный, красный, с желтыми розами. Он не

линял, не трепался при стирке, бабушка носила его оставшиеся три года жизни, почти не снимая –

кажется, именно в этом халате ее и похоронили.

И вот одним утром – будь оно проклято – в нашу комнату вошла мама, окинула взглядом пачки

«законов», приготовленные для продажи и вдруг принялась запихивать их под сестренкину

кровать.

– Мама, что ты делаешь? – почти с суеверным ужасом закричала я.

– В городе танки, военный переворот. Если найдут – будет плохо. Ночью вынесем это на

помойку…

Мы с сестрой обалдело глазели друг на друга и на маму. Танки? Переворот? Ну раз переворот, то

законы, понятно, больше не нужны: новая власть тут же накатает новые. А деньги… наши деньги?

Как же они? Как раз денег-то, похоже, больше у нас не будет. Ужас и горе хлынули в меня, точно

вода из шланга в пустую бочку. Выходя из комнаты, мама, между делом, сказала:

– По радио передали… На Форосе арестовали твоего деда и отца тоже.

Тут надобно сделать отступление. Мой дед, не подозревавший о моем существовании, занимал

тогда в Кремле важный пост и числился фактически вторым человеком в государстве. То есть, по

происхождению я была почти что советская принцесса крови. Правда, незаконнорожденная.

Узнав, что родичей арестовали, я испытала сложные чувства. Конечно, плохо, когда кого-то

кидают в застенок. Но и незнакомый дед, и отец, с которым я познакомилась двадцать лет спустя,

были для меня даже не людьми, а некими абстрактными вещами. Я их не знала – и,

следовательно, не любила. А деньги… какой же дурак не любит деньги? Нет, я почти плакала…да и

не совсем почти, если честно. Сестренка уселась на мою кровать:

– Ты плачешь потому, что твоих папу и дедушку расстреляют танками?

Я ответила язвительно, я терпеть не могла сентиментальных людей:

– Я плачу оттого, что плакали наши денежки… Из танков разве расстреливают? Эх ты, шмакодявка!

Танковый снаряд – он знаешь, сколько стоит? У этих повстанцев, чтоб им повылазило, денег на

всех не хватит.

Я отвернулась и стала одеваться.

– В город все-таки надо выбраться… Танки посмотреть и вообще.

– А ты возьмешь меня с собой? – сестренка засуетилась возле стула с одеждой.

– Нет. Война – не детское дело. Сиди дома, а я вернусь и расскажу тебе про танки.

Она всхлипнула, но смотрела печально и понимающе. Потом вдруг спросила:

– А оружие?

Да, оружие, как это я забыла? Из оружия у меня имелся игрушечный маузер и настоящий

перочинный нож – одно лезвие в нем было сломано, но я всем говорила, что это никакое не

лезвие, это кровосток – разве не понятно? С маузером было солиднее, с ножом практичнее. Кто

знает, вдруг в самом деле придется драться с повстанцами? Секунду поразмыслив, я сунула нож в

карман джинсов.

– А тебя не убьют? – догнал меня уже в дверях комнаты голос сестры.

«На войне всякое бывает» – хотела ответить я сурово, но почему-то не ответила. Шмыгнула носом

от жалости к себе, сказала мягко:

«Ну что ты! Конечно, нет! Я их сама всех убью за то, что с нами сделали. Смотри, какой у меня нож

– с кровостоком!»

Ну вот. Так и потеряли мы свой легкий, фартовый заработок. Остается только добавить, что в

остальном переворот прошел прекрасно. Было много танков и людей, все вдруг стали дружны

между собой и так никого и не расстреляли