Она на меня вытаращилась:

– В понедельник? Сегодня четверг! Я бы на хрен с умасошла, если б мне надо было столько ждать. И ты сойдешь. Не выдержишь ты почтичетыре дня.

– Может быть, у меня начнется. И к понедельнику мне ужене будет нужно.

– Анита, ты бы ничего мне не стала говорить, не будь тыуверена, что тест на беременность тебе нужен позарез.

– Когда Натэниел с Микой вернутся, они полезут под душ,потом оденутся – и прямо к Жан-Клоду. Сегодня времени не будет.

– Тогда в пятницу. Обещай мне, что в пятницу.

– Попробую, но…

– Кроме того, если ты попросишь своих любовников сновабрать презервативы, думаешь, они не сообразят?

– О Господи! – вздохнула я.

– Ага, ты же сама сказала: если использоватьпрезервативы, это безопасно. И не говори мне, что ты не собираешься к нимвернуться, хотя бы на время. Сможешь ли ты заниматься теперь незащищеннымсексом и получать удовольствие?

– Нет.

– Так что ты скажешь мальчикам насчет этой внезапнойнеобходимости? Погоди, у Мики же вазэктомия была еще даже до встречи с тобой.Он, как бы это сказать, более чем безопасен.

Я снова вздохнула:

– Ты права. Будь оно проклято, но ты права.

– Так что купи тест сегодня, по дороге.

– Нет, я не испорчу Жан-Клоду сегодняшний вечер. Он егонесколько месяцев назад еще задумал.

– Ты мне этого не говорила.

– Не я задумала, он. Балет – это, честно говоря, немое.

Честно говоря, он мне даже не сказал, пока мастера не сталисъезжаться в Сент-Луис, но про это я промолчала – только дала бы Ронни лишнийповод заметить, что у Жан-Клода есть от меня секреты. Он наконец признал, чтосбор мастеров городов – не совсем то, что он намечал, по крайней мере,поначалу. Это стало платой за то, что вампирские танцоры смогли проехать потерриториям различных вампиров без проблем. Жан-Клод согласен был, что встреча– это хорошо придумано, но все же нервничал. Такого большого собрания мастеровгородов еще не было в истории Америки. А столько большой рыбы собрать и небояться нападения акул – нельзя.

– А как наш Клыкастый отнесется к идее стать отцом?

– Не надо его так называть.

– Прошу прощения. Как Жан-Клоду мысль быть папашей?

– Вероятно, ребенок не его.

Она посмотрела на меня:

– У тебя с ним бывает секс – часто. Почему же не его?

– Потому что ему уже больше четырехсот лет, а такиестарые вампиры не слишком фертильны. То же верно и про Ашера, и про Дамиана.

– Бог ты мой, – сказала она. – Я ж забыла,что еще и Дамиан.

– Ага.

Она прикрыла глаза рукой:

– Прости, Анита. Прости, что меня это так ужаснуло: моятвердо моногамная подруга вдруг спит не с одним, а с тремя вампирами.

– Это получилось случайно.

– Я знаю. – Она обняла меня, и я осталась стоятьнапряженно. Не настолько она утешала меня, чтобы расслабиться в ее руках. Онаприжала меня крепче: – Прости. Я знаю, что была дурой. Но если это не вампиры,то кто-то из твоих домашних мальчиков.

Я освободилась из ее объятий:

– Не надо их так называть. У них есть имена, а что тебенравится жить одной, а мне – с кем-то, не моя проблема.

– Хорошо. Значит, остаются Мика и Натэниел.

– Мика безопасен, ты же сама сказала. Так что не он.

У нее глаза полезли на лоб.

– Значит, Натэниел! Боже мой, Натэниел в роли будущегоотца!

Секунду назад я бы с ней готова была согласиться, а сейчасэто меня разозлило.

– А чем нехорош Натэниел? – спросила я, и спросилане слишком приветливо.

Она уперлась руками в бока и глянула на меня:

– Ему двадцать, и он стриптизер. Двадцатилетнийстриптизер – хорошее развлечение на девичнике. А детей с ними не заводят.

Я перестала скрывать злость, пропустила ее в свой взгляд.

– Натэниел мне говорил, что ты не видишь в немчеловека, не видишь личности. Я ему сказала, что он не прав. Что ты – мояподруга, и что такого неуважения к нему не проявила бы. Кажется, это я была неправа.

Ронни не стала брать свои слова назад, не стала извиняться.Она тоже разозлилась и стояла на своем:

– В прошлый раз, когда я здесь была, Натэниел был длятебя пищей. Всего лишь пищей, а не любовью всей твоей жизни.

– Я не говорила, что он – любовь моей жизни. Да, онсперва был моим pomme de sang, но это не значит…

Она перебила меня:

– То есть «яблоком крови»? Это же и значит pomme desang?

Я кивнула.

– Если бы ты была вампиром, то брала бы кровь у своегостриптизерчика, но из-за того проклятого кровососа тебе приходится питатьсясексом. Сексом, о Господи! Сперва этот гад делает тебя своей шлюхой крови, апотом ты становишься просто…

Она вдруг замолчала с пораженным, почти перепуганнымвыражением на лице – будто знала, что слишком далеко зашла.

Я смотрела на нее холодными, ничего не выражающими глазами.То есть выражающими, что моя злость из горячей стала холодной. А это всегдаплохой признак.

– Продолжай, Ронни. Скажи это слово.

– Я не хотела такого сказать, – прошептала она.

– Нет, – ответила я. – Хотела. Что теперь япросто шлюха.

В голосе моем звучал тот же холод, что ощущали глаза.Слишком много злости и слишком сильная обида, чтобы осталось что-то, кромехолода. Горячая злость – иногда приятное ощущение, но холодная защищает лучше.

И тут она заплакала. Я смотрела на нее, онемев. Что за черт?Мы ссоримся, нечего реветь в середине ссоры! Особенно когда это она вела себятак грубо. Чтобы посчитать, сколько раз Ронни вообще при мне плакала, хватилобы пальцев одной руки, и с запасом.

Я все еще злилась, но и недоумевала, а оттого злость чутьпоумерилась.

– Разве не мне здесь полагалось бы рыдать? –спросила я, поскольку ничего другого на ум не пришло.

Я на нее злилась, и черт меня побери, если я собираласьпрямо сейчас ее утешать.

Она заговорила – заикающимся, неровным голосом, как бываетпосле сильных рыданий.

– Прости меня, Анита. Ради Бога, прости меня. Я… я такзавидую…

Тут уж у меня глаза полезли на лоб.

– Ронни, о чем ты? Чему завидуешь?

– Мужчинам твоим, – ответила она тем же дрожащим,неуверенным голосом. Как будто кто-то другой говорил, или такая Ронни, которуюона старалась людям не показывать. – Чертовым этим мужчинам. Мне придетсябросить всех, всех, кроме Луи. Он потрясающий, но черт меня побери, были же уменя любовники! До трехзначных чисел дошло.