Из всех мужчин, которые приходили в мою постель просто спатьи обниматься, Грэхем был самый настойчивый. Он ясно дал понять, что хочетбольшего, чем я собираюсь дать. Конечно, не будь я такой упрямой, он бы тожесейчас участвовал в конкурсе возможных папочек… от этой мысли я вся похолодела.Вот еще довод в пользу того, чтобы не трахаться со всеми, с кем в одной койке оказываешься.

– Лупа, я молю о прощении. – Лицо его все еще былоперепуганным от моего упоминания о Больверке, но слова – слова не были словамимольбы. На самом-то деле. У волков молить о прощении можно единственным образом– куда более близким и интимным, чем мне хотелось бы от Грэхема, но если бы язапретила такой жест, между нами возникла бы трещина, которая могла бы расти ив результате повредить стае Ричарда. Вот, блин.

– Молишь? Тогда моли, Грэхем.

В моих словах не звучала неловкость – звучала злость. Злость– это мой вечный щит. Я пытаюсь научиться прятаться за чем-нибудь другим, нозлость все равно остается моим щитом испытанным и верным, и сейчас она тожепомогла.

Он встал, возвышаясь надо мной. Такой широкоплечий,мускулистый, большой – а на лице страх. Наконец-то он поверил, что я могусделать ему больно, если он меня из себя выведет. И что у меня будет праводелать ему больно. Надо сказать, видеть страх на его лице не было неприятно –он сам на это напросился. Мы хотели по-хорошему – Мика, Натэниел и я, нонекоторые просто не понимают хорошего обращения. Что ж, на такой случай всегданайдутся альтернативы.

Он мог воспользоваться жестом подчинения, когда берут вобъятия, но предпочел сделать это так, как мне было когда-то показано: легкокоснулся моего лица пальцами – так, чтобы удержать равновесие. Будь мы напублике, он бы очень-очень бережно прикоснулся губами к моим губам, но мы небыли на публике, а значит, будет нечто более интересное.

Он наклонился надо мной, и эта прелюдия была слишком для меняпохожа на поцелуй.

У меня возникло желание отстраниться, но я для Грэхема быладоминатом. Доминант не шарахается от подчиненного, насколько бы больше тот нибыл. Речь не идет о величине или физической силе, речь о том, кто круче, аГрэхем при всех своих размерах не был в этом коллективе самым крутым. Даже иблизко не был.

Он нагибался, нагибался, его рот повис над моим, я ужечувствовала его теплое дыхание на губах. Наверное, даже в последнюю секунду онеще думал насчет украсть поцелуй, которого я ему не давала, но понимал, чтоделать этого не стоит. И сделал он то, что ему полагалось делать, хотя, есличестно, поцелуй бы меня смутил меньше… по крайней мере, в некоторых отношениях.

Ему полагалось лизнуть меня в нижнюю губу – аналог жеста,который подчиненный волк демонстрирует доминанту. Этот жест имитирует пищевоеповедение щенят. Но что там ни говори, а это не отменяет факта, что его пальцынежно касались моих щек и дыхание грело мне губы. Кончик языка коснулся моейгубы и скользнул по ней – мокрый, скользкий, чувственный, влажнее, чем был быпервый настоящий поцелуй. Влажный, как будто я выпила вина и размазала немногопо нижней губе. Как раз настолько, чтобы я вынуждена была облизнуть губу,повторив его жест. Будто пила прикосновение его рта.

Он вздрогнул, и дыхание его задрожало в воздухе.

– Это было хорошо.

– Для тебя это должно было быть просьбой о прощении,обращенной к лупе твоей стаи.

Но мой голос слегка дрожал, и близко не было в нем нужнойтвердости.

У него на лице мелькнула улыбка – разрушающая имидж крутогодо кончиков ногтей парня и возвращающая Грэхему его возраст. Ему еще толькобудет двадцать пять.

– Я действительно прошу прощения, но все равно этобольше, чем ты мне когда-либо позволяла.

Я покачала головой и прошла мимо него, Мика и Натэниел замной. Натэниел нес сумку, где среди прочего был и тест на беременность. Когдаон вышел из аптеки, я поняла, почему я откладывала покупку – от нее всяпроблема становилась более реальной. Глупо, но правда.

– Ты спал со мной в одной постели, Грэхем, –бросила я через плечо, направляясь к большой двери в подземелье.

– Спать – это не то, чего бы мне хотелось, –ответил он.

Я остановилась перед дверью, повернулась и просто посмотрелана него. Мои мужчины разошлись на шаг в стороны, чтобы ему было виднее.

Грэхем глядел на меня, глаза его всматривались в меня из-подслишком длинной челки. Как зверь, затаившийся в траве. Верхний слой челки небыл так длинен, когда мы впервые встретились.

– Грэхем, сегодня мне эта твоя ерунда не нужна никак.

– Отчего ты всегда на меня злишься?

– Не всегда, Грэхем.

– Если ты на меня не злишься, отчего ты так меняневзлюбила?

– Я не невзлюбила тебя, Грэхем, просто не хочу тебедавать. И имею право не хотеть, даже если тебе хочется трахнуть меня.

– Так не надо мне давать, просто накорми от меняardeur. Так, как ты месяцами кормила его от Натэниела, без акта.

Я покачала головой:

– Подвергать страсти ardeur'а кого-то, кого я не хочудержать при себе, я не стану. Это жестоко.

– Ardeur – это самое сильное оргиастическоепереживание, которое любая из линий вампиров может дать смертному. – ЛицоГрэхема было полно такого желания, руки его протянулись в воздух, будто моглиоттуда извлечь ardeur и прижать к себе. – Я только хотел знать, каковоэто. Настоящее, а не жалкие обрывки, которые достались мне случайно. Чем этоплохо, Анита? Почему нельзя такого хотеть?

– Она боится, что ты на это подсядешь, – сказалМика тихо.

Грэхем потряс головой:

– Я никогда в жизни ни на что не подсаживался.

– Везет тебе, – сказал Натэниел.

– Пожалуйста, Анита, не корми ardeur на чужих. Не надозвать чужих, когда есть прямо здесь люди, готовые почти на все, чтобы напитатьтвою нужду.

Я застонала – скорее это был вопль досады, – пошла кдвери, открыла ее, и мы пошли вниз по каменным ступеням вниз, вниз, туда, гдебыл истинный дом Мастера города.

Ступени были слишком широки, слишком… не найти слова, чтослишком, будто их вырезали не для тех, кто ходит на двух ногах. Идти по нимбыло всегда неудобно, почему я еще и не переобула кроссовки. Мика все равновзял меня за руку, и я не возразила. Если Грэхему покажется, что мне нужнапомощь при спуске по лестнице, так пусть идет в… то есть не идет. Сегодня мненужно успокаивающее прикосновение.

Натэниел остался с другой стороны от меня, но за правую рукуне пытался меня взять: эта рука мне нужна свободной для пистолета или ножа. Да,эти вампиры считаются друзьями Жан-Клода, но они не мои друзья. Пока что.

Мы вышли на площадку перед самым поворотом лестницы. Поворотздесь слепой, но если упрешься в дальнюю стену, слепота продлится недолго.