Натэниел посмотрел на меня, и этого хватило. Этот взглядбудто разорвал тишину, и звуки вернулись.

– Ронни сказала «ребенок»? – спросил Мика.

– Да, я сказала «ребенок».

Голос ее искажала злость.

Натэниел медленно отпустил меня на пол, его руки сдвинулисьмне на плечи. Глаза стали так серьезны, что мне трудно было в них смотреть. Явсе же не отвернулась, хотя на миг отвела глаза, будто застывший на его лицевопрос был слишком сильным светом.

– Ты беременна? – спросил он тихо.

– Не знаю, – ответила я, поглядев на Ронни так,как она того заслуживала. – Я хотела сперва узнать точно, а потом уже вамрассказывать. Но кому-то мне надо было рассказать, и я решила – лучшей-топодруге можно? Кажется, я ошиблась.

– Может, поцелуй с Микой и не был игрой на меня, –сказала Ронни тем же мерзким голосом, который я от нее никогда неслышала, – но твой дрессированный стриптизер и ты – это точно для менябыло.

Я обернулась к ней, спиной опираясь на Натэниела:

– Ты действительно завидуешь мне из-за мужчин моейжизни, я теперь вижу.

Она раскрыла рот – закрыла, помолчала и сказала:

– Что ж, это справедливо. Я выдала твою тайну, а ты –мою.

Я покачала головой:

– Если я сказала Мике и Натэниелу, что ты завидуешь мнеиз-за количества мужчин у меня в постели, это не то же самое, как когда ты имсказала, что я могу оказаться беременной. – Тут мне в голову пришла мысльдостаточно злая, чтобы ее высказать: – Но близко к тому было бы сказать Луи,что ты заглядываешься на моих бойфрендов. Кстати, он знает, что ты уженумеруешь любовников трехзначным числом?

Да, это было злобно, но Ронни заслужила. Мерзее, чем близкиедрузья, ссорятся только родственники.

Она слегка побледнела, и это вполне было ответом на мойвопрос.

– Не знает, – решила я вслух.

– По-моему, он имеет право знать.

Снова в тоне Натэниела была злость куда более личная, чемзаслуживала ситуация.

– Я собиралась ему сказать.

– Когда? – спросил Натэниел, становясь передомной, лицом к Ронни. Я посмотрела на Мику, а он покачал головой, будто тоже незнал, что происходит. Приятно, что не я одна недоумевала. – Когда высъедетесь, когда поженитесь? Или никогда?

– Мы не собираемся жениться, – сказала онаголосом, к которому чуть-чуть примешалось отчаяние – будто страх смыл злость.Она напустилась на Натэниела: – Вы с Анитой устроили этот спектакль, чтобыткнуть меня мордой об стол, что я буду вести моногамную жизнь! Ты всегда мнекакую-нибудь такую подлянку устраиваешь!

– А сколько раз ты говорила: «А, это маленький Анитин стриптизер»,или «дрессированный стриптизер», или «Как у тебя с новыми трюками?», или – моелюбимое: «Ты чертовски симпатичен для ходячего и говорящего бифштекса» – или тыговорила «хот-дог»?

– Боже мой, Натэниел! – Я посмотрела на Ронни: – Иты все это ему говорила?

Злость ее начала выдыхаться, и наконец-то она сконфузилась:

– Может быть, но не так, как у него это звучит.

– А почему ты тогда не говорила этого при мне? –спросила я. – Если ничего плохого в этом нет, почему не при мне?

– Или при мне, – сказал Мика. – Я бы тебесказал, если бы она при мне Натэниела как-нибудь так назвала.

– Почему ты мне не сказал, Натэниел?

Он уставился на меня сердитыми глазами:

– Я говорил тебе, что она не видит во мне личность.

– Но ты не сказал мне, что она говорила. Я должна былазнать.

Он пожал плечами:

– Она твоя лучшая подруга, и вы едва помирились последолгой ссоры. Я не хотел начинать другую.

– Я просто шутила!

Но по голосу Ронни слышно было, что она сама в это не верит.

Я посмотрела на нее:

– А как бы тебе понравилось, если бы я такое говорилаЛуи?

– Ты его не назовешь стриптизером или отставнойпроституткой, потому что это не так. – По лицу ее было видно: она сама тутже поняла, что этого лучше было бы не говорить. – Я не в томсмысле, – начала она, но не я поставила ее на место – это был Натэниел.

– Я знаю, почему ты меня обзываешь, – сказал он ипридвинулся ближе – не касаясь, но уж точно вторгаясь в личноепространство. – Я вижу, как ты на меня смотришь. Ты меня хочешь, но нетак, как Анита. Ты меня хочешь на ночь, на выходные, на месяц, а потомрасстаться, как всегда со всеми. И я знаю, почему ты не хочешь быть связанной сЛуи.

Никогда я его таким не видела – беспощадным. Я дажепошевелилась, будто хотела его остановить, но Мика поймал мой взгляд и покачалголовой. И лицо у него было серьезное, почти угрюмое. Да, он был прав. Натэниелзаслужил эту минуту – да и Ронни тоже. Но вело это в любом случае в ту сторону,куда мне идти не хотелось.

– Я знаю, почему ты не хочешь быть связанной сЛуи, – повторил он.

Она спросила тихим, слабым голосом:

– Почему?

– Потому что для тебя пытка – знать, что никогда ты неузнаешь, как со мной в постели.

– А, – сказала она уже почти своим голосом, –значит, я не хочу Луи, потому что ты такой жеребец?

– Не я, так другой, Ронни. Следующий мужик, на котороготы западешь. Не влюбишься, а западешь: «Какой-же-он-в-койке?» И ты всегда быладостаточно красива, достаточно горяча, чтобы получить любого, кого хотела. Так?

Она смотрела на него, будто видела перед собой какой-то ужас.

– Так? – повторил он.

Она кивнула и шепнула:

– Да.

– Ты знала, что Анита со мной не трахается, и подумала,что раз она меня не хочет, значит, все будет окей, но я не клюнул. Намеков я незамечал, и ты стала злобствовать. Может быть, сама не зная, с чего. – Онподался вперед, и она отступила, почти упираясь в шкаф задом, и дальшеотступать было некуда. – Ты меня унижала на глазах у Аниты и того пуще –без нее, будто так убедила бы ее, что не стоит меня при себе держать. Что ятого не стою. Что я просто игрушка, за которую нечего цепляться. Тебе случалосьна кого-нибудь положить глаз и не затащить в койку, хоть раз?

Она едва качнула головой, прикусила губу, и слезы показалисьу нее на глазах.

– И тут вдруг, ни с того, ни с сего, Анита решила меняприблизить, а ты не таскаешь мужиков у своей подруги – правило такое. Тыдумала, что я просто пища, и тогда ты можешь меня заполучить – хоть раз хотябы. И вдруг я – бойфренд, и пытаться меня охмурить – против твоих правил, а тывсе еще хочешь. Вот только один раз. Просто ощутить меня в себе, внутри…