– Пошли отсюда, а? – попросил Рикки.

– Да нельзя! Если он убьет себя, а мы этоувидим и ничего не сделаем, у нас могут быть большие неприятности.

Рикки поднял голову, готовый к отступлению.

– Тогда мы никому ничего не скажем. Пошли,Марк!

– Просто сиди тихо! – Марк снова схватил егоза плечо и заставил лечь на землю. – Мы не уйдем, пока я не скажу!

Рикки крепко зажмурился и заплакал. Марк покачалголовой, не отводя глаз от машины. Вечные неприятности с этими младшимибратьями.

– Перестань, – проворчал он сквозь сжатыезубы.

– Я боюсь.

– Ну и ладно. Просто не двигайся, хорошо?Слышишь? Не двигайся. И перестань реветь. – Марк снова встал на четвереньки иприготовился ползти к машине.

– Просто дай ему умереть, Марк, – пробормоталРикки, рыдая.

Марк взглянул на него через плечо и двинулся кмашине, мотор которой все еще работал. Он пополз по уже слегка примятой траветак медленно и осторожно, что даже Рикки, переставший плакать, едва мог еговидеть. Рикки следил за дверцей сумасшедшего водителя, ожидая, что онараспахнется, толстяк выскочит оттуда и убьет Марка. Мальчик привстал нацыпочки, готовый сорваться с места, если придется удирать через лес. Он увиделМарка уже у заднего бампера. Оперевшись для уверенности на заднюю фару, старшийбрат медленно снял шланг с трубы. Вновь трава слабо зашелестела и закачалась.Через несколько секунд Марк был уже рядом с Рикки, задыхающийся и вспотевший,но, как ни странно, улыбающийся.

Они сидели под кустом, поджав под себя ноги,как два кузнечика, и наблюдали за машиной.

– Что, если он снова вылезет? – спросил Рикки.– И увидит нас?

– Он нас не может увидеть. Но, если он пойдетв эту сторону, делай все, что и я. Мы исчезнем, не успеет он сделать и шага.

– Почему нам не исчезнуть сейчас?

Марк с негодованием посмотрел на него.

– Я пытаюсь спасти ему жизнь, понял? Вдруг онувидит, что ничего не получается, и, может, решит подождать или еще что. Разветак трудно это понять?

– Да он сумасшедший. Если он может убить себя,он может убить и нас. А это разве так трудно понять?

Марк только покачал головой. Неожиданно дверцаснова распахнулась. Толстяк выкатился из машины, бормоча что-то про себя, ипотопал по траве вдоль машины. Схватил конец шланга, посмотрел на него так, какбудто упрекал за плохое поведение, и медленно оглядел небольшую полянку. Онтяжело дышал и был весь в поту. Затем взглянул в сторону деревьев, и мальчикибыстро прижались к земле. Он посмотрел вниз и замер, как будто что-тосообразив. Трава вокруг была слегка примята, и он было наклонился, чтобырассмотреть получше, но потом надел шланг на выхлопную трубу и заторопился кдверце. Казалось, ему было безразлично, следит ли кто за ним из-за деревьев илинет. Он хотел умереть побыстрее.

Две головы поднялись над кустарником. Онидолго присматривались. Рикки готов был дать деру, но Марк колебался.

– Марк, ну пожалуйста, пошли, – умолял Рикки.– Он нас почти заметил. А что, если у него есть пистолет?

– Если бы у него был пистолет, он бызастрелился.

Рикки закусил губу, и на его глазах сновапоявились слезы. Ему никогда раньше не удавалось переспорить брата, видно, и наэтот раз не удастся.

Прошла еще минута, и Марк снова задвигался.

– Попробую еще раз и все, ладно? И, если он неоткажется от своей затеи, мы уйдем. Я обещаю, слышишь?

Рикки кивнул без всякого энтузиазма. Братснова растянулся на животе и осторожно пополз к машине. Рикки грязными пальцамивытер слезы со щек.

* * *

Раздувая ноздри, адвокат старался дышатьпоглубже. Медленно выдохнув, он старался определить, проникает ли смертельныйгаз ему в кровь, начинает ли действовать. Рядом на сиденье лежал заряженныйпистолет. В руке была наполовину пустая бутылка виски. Отпив глоток, онзавинтил пробку и положил бутылку на сиденье. Снова глубоко вздохнул и закрылглаза, пытаясь почувствовать действие газа. Как это будет – он просто потеряетсознание? Записка прикреплена к приборной панели над рулем. Рядом стоялабутылочка с таблетками.

Он плакал в разговаривал сам с собой,уговаривая газ поспешить, черт бы его побрал, и убить его, пока он не потерялтерпение и не воспользовался пистолетом. Он был трусом, хотя и упорным трусом,и предпочитал потерять сознание, надышавшись газа, а не засовывать дуло себе врот.

Он еще раз приложился к бутылке ипочувствовал, как напиток обжег горло. Да, газ начал действовать. Скоро всебудет кончено. Он улыбнулся своему отражению в зеркале: план удался, скоро онумрет, а это значит, что не такой уж он и трус. Чтобы все это провернуть, тоженужно мужество.

Плача и бормоча, адвокат отвинтил пробку,чтобы сделать, может быть, последний глоток. Виски из слишком резко наклоненнойбутылки потекло по губам и бороде.

Никто о нем не пожалеет. И, хотя эта мысльдолжна была бы причинить боль, адвоката утешало сознание, что ни один человекне будет опечален его смертью. Мать была единственным человеком, который еголюбил, но она умерла четыре года назад, так что ей он страданий не причинит.Был еще ребенок от первого, неудачного, брака, дочь, которую он не видел ужеодиннадцать лет, но она в своей секте стала такой же сумасшедшей, как и еемать.

Похороны будут скромными. Несколькоприятелей-адвокатов да парочка судей, все в темных костюмах, будут с важнымвидом перешептываться под органную музыку в полупустой церкви. Никаких слез.Адвокаты будут сидеть, поглядывая на часы, пока священник произнесет казенныеслова о дорогих усопших, никогда не посещавших церкви.

На все уйдет не более пятнадцати минут, ничеголишнего. В записке на приборной доске просьба кремировать тело.

– О-о, – вздохнул он тихо, снова приложился кбутылке и, делая глоток, заметил в зеркале заднего обзора, как колыхнулисьзаросли за машиной.

Рикки увидел распахнувшуюся дверь раньше, чемМарк что-либо услышал. Дверь открылась резко, как от пинка, и неожиданнобольшой и толстый человек с красным лицом побежал вдоль машины, придерживаясьза нее и рыча. Рикки окаменел от страха и намочил штаны.