Нам же приходится иметь дело с нечистотами, копившимся в иных душах годами.

— Сантехники человеческих душ, — негромко пробурчал Женька.

Кинув в его сторону укоризненный взгляд, куратор продолжил:

— Ребята, я понимаю, выглядит это немножко шаблонно, но факт остаётся фактом. Один наш гражданин, механик на торговом судне, встал на путь измены. Плавая по всему свету, пару лет назад в одном из портовых кабаков Мельбурна познакомился с деятелями из белоэмигрантского НТС. Не знаю, чем они его подкупили, только с тех пор он по их заданию провозит антисоветскую литературу через границу, и пытается распространять через приятелей.

— А какой ему с этого прок, пытались выяснить? — поинтересовался Женька.

— По-видимому, он таким образом пытается мстить государству за погибшего перед войной в лагерях отца, поволжского немца. История типичная, на чердаке дома старые документы среди всякого хлама отыскал случайно. Там у матери фамилия другая. Видимо, она сына и настропалила, — куратор сделал паузу. — За этим гражданином мы наблюдаем давно, а вот личность приятеля нам неизвестна. Сейчас они в ресторане «Иртыш» встречу обмывают…

Оперотрядовцы молча переглянулись…

— Сам-то он в Подмосковье в пятой зоне с матерью вдвоём проживает, и когда расстанутся, на электричку пойдёт, — после паузы продолжил куратор. А вот приятель из москвичей, и по-видимому, проживает где-то рядом. Надо бы задержать аккуратно под каким-нибудь благовидным предлогом и вместе со свёртком на машине в ближайшее отделение доставить, а там при обыске разберёмся.

«Чушь какая-то, — подумал Николай. — Можно подумать: нашим многоуважаемым комитетчикам заняться больше нечем»…

— Я пойду, — неожиданно выступил вперёд Женька. — На пятачке у Павелецкого вокзала всегда людно, можно незаметно подойти вплотную. Схвачу за руки и крикну, что бумажник украл, а тут ребята подскочат…

Некоторое время все сосредоточенно курили, после команды расселись по двум чёрным «Волгам», вмиг объехали площадь и припарковались невдалеке от вокзала. Женька с приятелями ненадолго исчезли и вскоре вернулись, таща под руки какого-то тридцатилетнего парня интеллигентного вида с увесистым свёртком под мышкой. Он был немного навеселе и не сопротивлялся, только всё время твердил: «Ребята, это ошибка, я не знаю ни о каком кошельке»…

И лишь когда в отделении развернули свёрток, и дежурный стал с любопытством листать «Раковый корпус» Солженицына антисоветского издательства «Посев», до него дошёл смысл происходящего. Парень резко протрезвел, и отыскав глазами Женьку, жалобно поинтересовался: «Что я тебе сделал?» В ответ тот потупился и промолчал.

На обратном пути к метро Плесков бросил вскользь:

— Думал: серьёзное дело, а тут всего лишь двух непутёвых любителей книжек помогли выловить, — и покачал головой.

— Ты сам такие книжки читал? — поинтересовался Николай примирительным тоном.

— Конкретно эти — нет, но другие на одни сутки приносили. Когда ночью по диагонали читаешь, успеваешь лишь в суть вникнуть.

Женька смолк и остановился как вкопанный, словно уткнувшись в фонарный столб. Впереди подмигивала огоньками площадь перед вокзалом.

— Хорошо хоть в нашу Тмутаракань метро теперь ходит, — заметил он будничным тоном. — А то раньше прождали б с час автобус…

Пока спускались по эскалатору и тряслись в грохочущем вагоне, оба сосредоточенно молчали.

— Станция Каширская, платформа справа!

— Где обитаешь? — внезапно поинтересовался Женька.

— Комнатка в пятиэтажке возле ДК.

— Соседи, — вздохнул Плесков. — Зайдём в «Дубки» напротив института, посидим немного? Обмоем знакомство.

Пока не спеша обходили необъятную стройку, Плесков сосредоточенно думал о чём-то, и лишь усевшись за столик, заметил:

— Чудак этот всё перед глазами стоит. Взял и просто так испортил человеку жизнь. Как его хоть звали, не узнал?

— Павел, твой ровесник, фамилия какая-то чудная, на старорежимную похожа. Он на трубе в одном известном оркестре играет.

— Больше играть не будет, — Женька разом опрокинул рюмку и виновато посмотрел на Колю. — Здесь у метро кокер-спаниель уже дня с три рыщет в поисках хозяина. Бросили, а может сам, когда поводок отстегнули, почуял свободу и потерялся? Он же никогда к бродячей жизни не привыкнет. А вокруг шавки, так и ждут случая, чтоб вцепиться ему в горло. Ты в глаза ему загляни, человеческая неодолимая тоска. Так вот, у Павла этого, когда в ментовку привели, такой же взгляд был…

Женька опрокинул ещё рюмку и ударился в воспоминания. Николай рассеянно слушал его, а перед глазами стоял несчастный, брошенный кока с человечьим взглядом…

III

Поздняя осень в середине 50-х. Городок потерялся в вековых елях уральских отрогов. Отца недавно перевели сюда служить. Оставив младшего брата с бабушкой, Женька с матерью приехали к нему в конце лета и поселились на огороженной территории возле небольшого посёлка. За колючей проволокой установлен военный порядок, хотя проживают сплошь штатские, по утрам за ними приезжает чёрный автомобиль. Чем они занимаются, мама толком не знает, только всякий раз почему-то шёпотом повторяет, что это государственная тайна. Иногда вечерами взрослые собираются у них за чаем с домашними пирогами и вполголоса спорят до хрипоты. От неплотно прикрытой двери в Женькин закуток проникают обрывки фраз:

— Залог любого успеха — гениальное предвидение. Академий для этого заканчивать не нужно. Оно присуще молодым, не отягощённым замшелыми догмами умам!

— Талантливых одиночек в России всегда было пруд пруди. А вот реализовывать их идеи, для этого необходим высокий уровень общей научно-технической культуры, чего нам недостаёт. Поэтому и зовём побеждённых немцев учить уму-разуму…

Всё это так необычно, что Женька, бросив «Всадника без головы» Майн Рида, жадно ловит каждое слово. Обычно первому надоедает спорить импозантному мужчине с длиной седовласой шевелюрой, и он тихонько заводит трофейный патефон…

— «Донесла случайная молва милые ненужные слова: Летний сад, Фонтанка и Нева»,… — седовласый вздыхает и негромко вторит картавящему тенору:

— Это было, было и прошло, всё прошло, и вьюгой замело…

Переборы фортепианных клавиш напоминают веер брызг ленивого прибоя, споткнувшегося о волнорез Ялтинского пирса. Прошлым летом Женька часами наблюдал за ним, примостившись у самой кромки причала. Кружение звуков убаюкивает, и он крепко засыпает. Будний день, завтра рано вставать …

Вообще-то он вполне мог остаться вместе с братом у бабушки и посещать обычную городскую школу. Но ему скоро уже 15, и мать забрала старшего сына с собой, чтобы не расхолаживался. По вечерам они занимаются дополнительно, налегая в основном на немецкий, которым мама владеет свободно.

Школой служил потемневший от времени одноэтажный бревёнчатый барак со скрипучими лавками и выщербленными столами вместо парт, располагавшийся километрах в полутора. Путь к нему пролегал через посёлок. Казалось, поселковых всюду сопровождал кислый запах овчины, от которого у Женьки первое время постоянно свербило в носу. На чистенького городского юношу они посматривали с нескрываемым любопытством. Всякий раз девчонки хихикали при