в кейсе «Московского комсомольца» 95-го года, паспорт утерян больше пяти лет назад. На него не раз могли фирму-однодневку оформить и, скажем, преспокойно деньги отмывать. Вас в эти годы звонками никто не беспокоил?

— На имущество претендовать бессмысленно. Это всё уже без него нажито, я в любом суде докажу.

— А сама квартира? — Она теперь в Москве больших денег стоит…

Женькина супруга подскочила, как ужаленная:

— У меня бумага есть, заверенная нотариусом, с отказом от претензий на жилплощадь, в пользу сына! А я сама в квартире покойной мамы прописана.

— Ваши родители давно умерли? — невзначай поинтересовался Захарыч.

— Отчим в 92-ом, а мама двумя годами позже. После его смерти она сразу слегла и практически не вставала. Мне даже пришлось к ней переехать, чтобы ухаживать.

— Женины родители живы?

— Его отец скоропостижно скончался от инфаркта в 89-ом. А мать живёт в Екатеринбурге, уж не знаю: одна, или не одна. Ведь у Жени ещё младший брат есть. Он медицинский окончил в Челябинске, кандидатскую защитил, потом и докторскую, — Алевтина оживилась. — Как-то к нам приехал, Женька его за столом при всех стал упрекать: мол, при поддержке отца всего добился. А тот в ответ: и тебе никто не мешал, сам виноват.…Ну, и разругались.

— Ладно, дела прошлые. А чем Евгений занимался потом?

— Откуда мне знать, если мы вместе не жили.

— Может, дети рассказывали, ведь они общались с отцом?

Алевтина задумалась:

— Сын, кажется, говорил о какой-то совместной фирме, принадлежащей его пассии, толком не помню.

— Как сейчас найти эту Тому, вы, конечно, не знаете? — Алевтина отрицательно покачала головой. — Хорошо, я вас по возможности буду держать в курсе. Если что случится, звоните, — он оставил на столе визитку с рабочим телефоном и встал, давая понять, что разговор окончен.

«Должна клюнуть», — решил он про себя.

— Николай, я кое-что вспомнила, — остановила его Аля. — У Жени ещё зелёная четвёрка-пикап была, когда он на фирме работал.

«Наконец, она сообщила что-то путное», — подумал Захарыч. Он прекрасно помнил, что даже в прежние, благополучные времена, Женька ни разу не сделал попытки выучиться водить.

— Зачем мне это? — всякий раз возражал он тому же Николаю, в ответ на предложение пройти курсы и получить права. — Дачу строить не собираюсь, работа в двух шагах, а в остальном — колёса только закрепощают свободного человека…

— Вы ничего не путаете? — настороженно поинтересовался Захарыч.

— Нет, нет, дочка тоже подтверждала, что ездила с отцом несколько раз, — испуганно возразила Алевтина и осеклась.

«Ощущение такое, словно, отвечая, она думает: как бы лишнего не сболтнуть, — решил подполковник. — Однако для первой встречи вполне достаточно», — и, откланявшись, поспешил на свежий воздух.

«Как время людей переиначивает. Какая — такая нужда заставила Женьку за руль сесть?» — думал он по дороге.

VIII

На пороге кризисной поры среднего возраста, после долгих безуспешных попыток внести самостоятельный вклад в мировую научную мысль, Плескову улыбнулась удача. Случайно подвернувшаяся оказия в виде небольшой актуальной разработки, уведённой из Академии вместе с начинающим автором, сделала своё дело. Скоро Женька поверил сам, а главное, легко убедил окружающих, что все годы терзался сходными проблемами, и теперь имеет полное моральное право на соавторство. Расправив плечи во всю ширь и демонстрируя пренебрежение к старым авторитетам, он на заседаниях кафедры подолгу с охотой распространялся о новой, передовой науке, с усмешкой поглядывая на погрязших в рутине сверстников. Вернувшийся из-за границы дядя Саша поддержал на учёном совете начинания своего ученика, организовав для него проблемную лабораторию. Ничто не предвещало грядущих бурь. Ведомая недремлющим оком Алевтины, семейная лодка лениво скользила по мелководным будням. Частокол стремительно возраставших потребностей надёжно заслонял от страстей, кипевших где-то вдалеке на житейских стремнинах.

Единственное, что смущало — унизительное чувство неполноценности, возникавшее всякий раз при обсуждениях хода работ. Признаться, что схваченная ноша не по плечу, не позволяли амбиции, и Плесков под различными предлогами тянул. «Молодым некуда деться, — мелькали успокаивающие мысли. — Покочевряжившись для порядка, они выложат результаты на блюдечке»… Но сотрудники пошли на принцип и опубликовали их сами. Закусив удила, Женька кинулся к дяде Саше, и смутьянов уволили.

Казалось, новые сотрудники из вчерашних студентов быстро доведут до ума поставленные задачи. Однако, непонятно почему, работа не двигалась, в группе началась чехарда, и Женька не заметил, как остался один.

Тут подоспела горбачёвская весна.…

Воспользовавшись всеобщим ожиданием скорых перемен, великовозрастные комсомольцы развязали в институте кампанию против старых профессоров. Обозлённый на весь мир, Плесков с головой окунулся в жизнь местной оппозиции и объявил крестовый поход заведующему кафедрой. Неизвестно, как бы далеко всё зашло, если бы не известие о внезапной кончине отца. Узенькая полоска телеграммы погасила радужные краски раннего утра, перекрасив окружающий мир в чёрно-серые тона.

В последние годы они с отцом виделись нечасто. Обычно Плесков-старший наезжал в столицу на день-два по важным делам и всегда останавливался в солидной гостинице в центре. Сына с невесткой и внуками он навещал в каждый приезд, никогда подолгу не засиживаясь. Но Женька всегда ощущал за спиной его молчаливую поддержку.

Теперь проявилась вся зыбкость почвы, на которой Плесков когда-то успешно произрос. Сначала под вздорным предлогом на учёном совете закрыли его тему, а затем, в кулуарах, и вовсе стали поговаривать о присвоении чужих работ. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но вслед за перестроечной эйфорией последовал развал страны, и через небольшое время в институте наступила пора полного безденежья.

Осознав, что мечты стать профессоршей окончательно накрылись медным тазом, Алевтина при поддержке матушки незамедлительно перешла в атаку. Как-то ранним утром Женька нечаянно подслушал их беседу.

— Шляется по ночам неизвестно где, и потом разлёживается всё утро. Благо бы от этого хоть какой прок был. А ты горбатишься, каждый божий день через полгорода на работу вынуждена ездить на общественном транспорте.

— И что мне делать? — плачущим тоном ответила Алевтина.

— Я от соседки слышала: из их института многие в Америке уже давно. Пусть едет, нечего даром хлеб есть. Мы без этого чуда проживём как-нибудь, не такое видели…

«Будто так просто, бросить всё и уехать за тридевять земель, когда тебе уже за сорок, — с горечью подумал Женька. — Неужели Алевтина не понимает, что неразбериха скоро кончится, надо только подождать немного»…

Дядя Саша хранил гробовое молчание, на кафедре ему урезали часы, и скоро Алевтина с матушкой выставили Женьку со скандалом за дверь. Лишившись почвенной подпитки, Плесков стал стремительно опускаться на дно. В это критический момент Тома, разыскав своего бывшего возлюбленного в одном из закутков кафедры, единственная протянула руку.

— Нечего без толку ждать у моря погоды, — заявила она непререкаемым тоном. — Моим знакомым срочно нужно