послал, длинное, как исповедь, приехать просил поскорее. Пока собралась, он под машину попал случайно, в которой менты Плескова везли. Когда они из машины выскочили, Женька воспользовался неразберихой и сбежал.

— В сообразительности твоему Плескову не откажешь. После того, что случилось, эти оборотни и его бы урыли, — хмыкнул Митин. — Ладно, этого всё равно не проверишь. А здесь, в Ногинске, Женька как оказался?

— Дождался, пока те уедут, потом вернулся, случайно нашёл документы Обнорского и решил тут же сообщить о его гибели. А в квартире его приняли за Павла. Дальше знаете: риэлторше хотелось побыстрей сделку оформить, и она в обход закона сделала ему новый паспорт.

— Бедовый мужик, всё с рук сошло, — подивился Серёжа. — Только у нас такое возможно!

— Он за это инфарктом расплатился.

— Как сейчас Плесков поживает, не спрашивал? — после продолжительной паузы поинтересовался Митин.

— Хозяйка сказала: один местный бизнесмен, которого он возил, предложил у себя в конторе компьютером заняться. Потом уж, через него, Женька кого-то отыскал в Германии. Сейчас проблемами мироздания занимаются.

— Всё возвращается на круги своя, — философски подытожил Митин. — Пусть напоследок поживёт спокойно, по нынешним временам толком не разберёшь: где она, эта правда. Трогай, Серёга, мы своё дело сделали.…Как Женькина дочка сейчас поживает, не знаешь? — вдруг поинтересовался он, когда «Волга» вынырнула на Горьковское шоссе.

— Мне как-то его приятель Володя звонил, — вспомнил Захарыч. — Он общался с этой Леной по телефону. Сейчас она в норме и собирается бабкину квартиру на Москву менять. Об отце с той самой поры ничего не слыхала… Правда, по словам Володи, Лена особо не переживает, думая, что он за границу подался.

— Выходит, кроме нас грешных, разыскивать Плескова пока никто не собирается, — хмыкнул Митин. — В таком случае,…

— Всем, кто будет интересоваться, говорить, что по оперативным сведениям он сейчас за бугорком, — закончил его мысль рыженький Серёжа, вопросительно поглядев на Захарыча.

— На данном этапе другого выхода у нас просто нет, — согласился тот. — Сам хотел предложить, не знал, как вы, законники, на это вопиющее нарушение отреагируете. Только мне почему-то кажется: той ночью всё произошло не случайно. Слишком много совпадений.

— Хочешь сказать: не обошлось без вмешательства высших сил, — пробурчал Митин. — Тут я с тобой отчасти согласен. Уж, коль сама судьба распорядилась, чтоб Плесков остался жив, нам оспаривать её решение негоже.

В Балашихе они застряли, и рыженький Серёжа долго объезжал пробку.

— Сейчас только до кольцевой доберёмся, и сразу ко мне, — решительно заявил Захарыч. — Это отметить надо. Никогда прежде не слышал, чтоб человеку так подфартило. Может, он особенный, не зря дамы к нему льнут.

— Такой же обыкновенный смертный, как и мы с тобой, — усмехнулся Митин. — Изначально стартовые условия другими оказались, вот и вообразил из себя Бог невесть кого, — Митин достал сигареты и закурил. По всему было видно, перипетии судьбы Женьки его тоже задели не на шутку. — Я другого понять не могу: оказался человек не нужен, и на свалку? Советская поговорка: «Люди всякие нужны, люди всякие важны», лучше звучала. Правда, тогда таких на лесоповал посылали. Но сейчас-то время другое: не нужен пока, завтра, глядишь, пригодится, страна большая…

* * *

Вскоре на месте канувшей в лету мещанской слободки на Овчинниковсой возвели масштабное современное здание. Теперь здесь ничто не напоминало о прежней жизни. Плескова больше никто не разыскивал, история с кейсом и ещё недавно кипевших вокруг него страстях стала забываться. В какой-то праздник Захарыч с женой оказались в Коломенском. Натоптанные тропки сами вывели их к обрыву. Внизу изгибаясь подковой, поблёскивала речная гладь со снующими катерами. За ней в обрамлении густой листвы белели купола Николо-Перервинского монастыря. Николай вдруг вспомнил, как Женька рассказывал ему про монахов, прорывших лаз под Москвой-рекой на случай осады.

«Если б этакий лаз отыскать.…Представляешь? — нырнул под землю, и для всех будто сгинул навсегда. А сам вышел в другом месте, тебя не знает никто, и живёшь себе потихоньку»…

Николай скользнул рассеянным взглядом по выстроившимся вдоль Каширки НИИ. За ними, сколько хватало глаз, тянулись новые микрорайоны. «Строили, строили счастливую жизнь, а люди себя найти в ней не могут, — с внезапным раздражением подумал он. — Планида, что ль такая?» Задумавшись, Николай перевёл взгляд на островерхий шатёр Вознесения Господня. В свете закатных лучей, убелённый сединой ратник поглядывал с немым упрёком: «Державу отстояли, а души свои, от самих себя же, не сумели спасти»…