– Замечательный, прекрасный человек спасает жизньтвоему брату, но стоит ему сделать глоток или несколько глотков из бутылки, какты обзываешь его пьяницей. Не место тебе среди людей, Энди.

– Я не обзывал его, а просто спросил папу, пьяница онили нет. Я не против пьяниц. Просто мне хочется знать, кто пьяница, а кто непьяница.

– Как только у меня заведутся деньги, я куплю Эддибутылку того, что он любит, и разопью ее с ним, – величественно объявилТом-младший.

– Это что такое? – Над трапом появилась головаЭдди с сигарой в уголке смазанного меркурохромом рта и в старой фетровой шляпе,сдвинутой на затылок, так что осталась белая полоска над загорелой частьюлица. – Если я увижу, что вы не пиво пьете, а спиртное, смертным боем васизобью. Всех троих. И хватит этих разговоров. Хотите еще картофельного пюре?

– Пожалуйста, Эдди, – сказал Том-младший, и Эддиспустился в камбуз.

– Вот уже десятый раз, – сказал Эндрю, глядя вниз.

– Замолчи, наездник, – сказал емуТом-младший. – Имей уважение к достойному человеку.

– Возьми еще рыбы, Дэвид, – сказал Томас Хадсон.

– А где тут моя большая сельдь?

– По-моему, она еще не поджарена.

– Тогда я возьму вот эту.

– До чего же они сладкие.

– Когда ловишь гарпуном, они еще вкуснее, если сразуесть, потому что из них вся кровь вышла.

– Папа, можно я позову Эдди выпить с нами? –спросил Том-младший.

– Конечно, – сказал Томас Хадсон.

– Он уже пил с нами. Вы разве не помните? –перебил их Эндрю. – Мы пришли, и он сразу с нами выпил. Помните?

– Папа, можно я позову его выпить с нами еще раз ипоесть с нами тоже?

– Пожалуйста, – сказал Томас Хадсон.

Том-младший сбежал вниз, и Томас Хадсон услышал, как онсказал:

– Эдди, папа говорит, чтобы вы приготовили себестаканчик, поднялись наверх и выпили и поели с нами.

– Да ну, Томми, – сказал Эдди. – Я среди дняникогда не ем. Позавтракаю утром, а потом вечером чего-нибудь пожую.

– Ну хоть выпейте с нами за компанию.

– Я уже парочку пропустил, Томми.

– Давайте со мной выпьем, а я буду пить пиво.

– Давай, Томми, давай, – сказал Эдди. Томас Хадсонуслышал, как открылась и захлопнулась дверца холодильника. – За твоездоровье, Томми!

Томас Хадсон услышал, как они чокнулись двумя бутылками. Онвзглянул на Роджера, но Роджер смотрел на океан.

– За ваше здоровье, Эдди! – услышал онТома-младшего. – Выпить с вами – для меня большая честь.

– Томми! – сказал ему Эдди. – А для менябольшая честь выпить с тобой. Самочувствие у меня замечательное, Томми. Тывидел, как я подстрелил эту акулищу?

– Конечно, видел, Эдди. А вы не хотите немножкозакусить с нами?

– Нет, Томми. Правда не хочу.

– Можно мне остаться здесь, чтобы вам не пришлось питьв одиночку?

– Брось, Томми, брось. Ты что-то не то надумал. Питьмне совсем не надо. И ничего мне не надо, только малость покухарить изаработать себе на жизнь. Самочувствие у меня отличное, Томми. Ты видел, как яподстрелил ее? Правда, видел?

– Эдди, лучше этого мне ничего не приходилось видеть. Япросто думал: может, вам хочется побыть с кем-нибудь, чтобы не чувствовать себяодиноким?

– В жизни своей не знал, что такое одиночество, –сказал ему Эдди. – Мне хорошо, и у меня есть здесь кое-что, от чего будетеще лучше.

– Эдди, а мне хочется побыть с вами.

– Нет, Томми. Вот возьми это блюдо с рыбой и идинаверх, где тебе место.

– А я вернусь и посижу с вами.

– Томми, я не болен. Будь я болен, мне было бы приятно,что ты со мной. А самочувствие, черт подери, у меня сейчас такое, какогоникогда не было.

– Эдди, а вам хватит этой бутылки?

– Конечно, хватит! А нет, так я займу у Роджера или утвоего старика.

– Ну что ж, понесу рыбу наверх, – сказалТом-младший. – Мне очень приятно, что у вас хорошее самочувствие, Эдди.Это просто замечательно.

Том-младший принес в кокпит блюдо с американской сельдью, сжелтыми и белыми окунями и серебрянкой. Все рыбы были с золотистой корочкой иглубоко, до белого мяса надрезаны по бокам треугольниками, и Том-младший сталпередавать блюдо всем за столом.

– Эдди просил поблагодарить тебя, но он ужевыпил, – сказал Том-младший. – И среди дня он никогда не ест. Ну какрыба, вкусная?

– Великолепная, – сказал ему Томас Хадсон. –Ешь, пожалуйста, – сказал он Роджеру.

– Хорошо, – сказал Роджер. – Буду есть.

– А вы еще ничего не ели, мистер Дэвис? – спросилЭндрю.

– Да, Энди. Но теперь поем.

Просыпаясь ночью, Томас Хадсон слышал ровное дыхание спящихсыновей и в лунном свете видел их всех троих и спящего Роджера тоже. Роджертеперь спал крепко, почти не ворочаясь во сне.

Томас Хадсон был счастлив, что они здесь, у него, и не хотелдумать о том, что они снова уедут. Он и раньше, до их приезда, был по-своемусчастлив, он давно уже научился жить и работать, не давая чувству одиночествадостигнуть невыносимой остроты. Приезд мальчиков нарушал весь уклад жизни,созданный им для самозащиты, но к этим нарушениям он уже тоже привык.

По этому укладу, спокойному и необременительному, всему былосвое время и место: усиленной работе, разным житейским делам, содержанию вещейв чистоте и порядке, еде и выпивке и приятному ожиданию того и другого, чтениюновых книг и перечитыванию многих старых. По этому укладу прибытие ежедневнойгазеты было событием, но, поскольку ее доставляли не слишком аккуратно,неприбытие тоже особенно не огорчало. Входили в этот уклад разные мелкиеуловки, с помощью которых одинокие люди обороняются от одиночества и дажеумудряются вовсе его не ощущать: Томас Хадсон сам их придумывал и вводил вобиход, прибегая к ним и сознательно и бессознательно. Но с приездом мальчиковнеобходимость в них отпадала, и это само по себе было облегчением.