Ружье было слишком хорошее, чтобы держать его на катере, ноТомас Хадсон так его любил и оно напоминало ему столько всяких событий, стольколюдей и столько мест, что он предпочитал иметь его при себе, тем более что вовчинном чехле с подстриженной, пропитанной маслом шерстью соленый воздух ружьюничуть не вредил. Ружье для того и существует, думал он, чтобы из негостреляли, а не хранили в чехле. Это ружье очень хорошее, и стрелять из неголегко, и обучать стрельбе легко, и оно весьма кстати на катере. Ни одно другоеиз тех, что у него были, не давало ему такой уверенности в наводке и на близкоми на среднем расстоянии, и он с удовольствием вынул его из чехла, отвел затвори послал патрон в ствол.

Катер стоял почти неподвижно под ветром на прибывающей воде,и Томас Хадсон накинул ремень ружья на одну из рукояток штурвала так, чтобы онобыло под рукой, и лег на разложенный тут же на мостике надувной матрас. Лежаничком и подставляя солнцу спину, он смотрел туда, где Роджер и мальчики ловилирыбу. Все они то и дело ныряли, оставались под водой кто сколько мог,высовывали головы, чтобы набрать воздуха в легкие, опять исчезали и кое-когдапоявлялись с рыбой на гарпуне. Джозеф разъезжал на шлюпке от одного к другому,снимал рыбу с зубьев гарпуна и бросал ее в шлюпку. Томас Хадсон слышал еговозгласы и смех, и, когда Джозеф стряхивал или снимал рукой рыбу с зубцов ишвырял ее в тень на корме шлюпки, Томасу Хадсону была видна яркая рыбья чешуя –красная, или красная с коричневыми крапинками, или красная с желтым, или вжелтую полосу.

– Эдди, будь добр, дай мне чего-нибудь выпить! –крикнул он.

– А чего вы хотите? – Эдди высунулся из кокпита.Он был в старой фетровой шляпе, в белой рубашке, от яркого солнца глаза у негоналились кровью, и Томас Хадсон заметил, что его губы смазаны меркурохромом.

– Что это у тебя со ртом? – спросил он.

– Так, кое-какие неприятности вчера вечером. Я толькосейчас смазал. А что, очень заметно?

– Ты похож на захолустную шлюху.

– Ч-черт! – сказал Эдди. – Мазнул в темноте,не глядя. Просто так, на ощупь. Что же вам дать – с кокосовой водичкой? У менякокосовая водичка есть.

– Прекрасно.

– А «Зеленого Айзека» не хотите?

– Еще лучше. Давай «Зеленого Айзека».

Томас Хадсон лежал на матрасе, пряча голову в тени приборнойдоски, и когда Эдди взошел на мостик с высоким стаканом холодного питья,составленного из джина, лимонного сока, зеленоватой кокосовой воды и мелкогольда с несколькими каплями ангостурской настойки для придания емуржаво-розового цвета, он поставил бокал в тень, чтобы лед не растаял, пока онсмотрит на море.

– Дела у мальчиков идут неплохо, – сказалЭдди. – Рыбы на обед нам хватит.

– А что будет еще?

– К рыбе картофельное пюре. Еще салат из помидоров. Давот этот, картофельный. С него и начнем.

– Звучит аппетитно. А картофельный готов?

– Картофель еще не остыл, Том.

– Эдди, а ты ведь любишь заниматься стряпней?

– Еще как люблю! Я люблю ходить в море на катере, и ялюблю стряпать. А чего не люблю, так это скандалить, драться и попадать вовсякие истории.

– Во всяких историях ты обычно держался молодцом.

– Я старался не ввязываться в них. Иной раз неизбежишь, но я всегда старался.

– А что случилось вчера вечером?

– Ничего.

Ему не хотелось говорить об этом. Он никогда не говорил и освоем прошлом, где всяких историй было предостаточно.

– Ладно. А чем ты нас еще угостишь? Ребят надо кормитькак следует. Они растут.

– Я испек дома пирог и захватил его сюда. На льду лежатдва свежих ананаса. Нарежу их ломтиками.

– Отлично. А как рыба будет приготовлена?

– Как вам угодно. Выберем что получше из их улова исварим или поджарим, кто как захочет. Дэвид только что поймал хорошуюамериканскую сельдь. У него еще одна была, но он ее упустил. А эта большая.Только вот далеко он заплыл, слишком далеко. И рыбу все еще не отдал Джозефу, атот, дьявол, гонит со своей шлюпкой к Энди.

Томас Хадсон поставил стакан в тень и поднялся.

– О господи! – сказал Эдди. – Смотрите.

Выделяясь на синей воде, точно коричневый шлюпочный парус,вспарывая волны, двигаясь вперед могучими, стремительными посылами хвоста,высокий треугольный плавник приближался к той яме у конца рифа, где мальчик вмаске высоко поднимал над водой руку, в которой была рыба.

– О господи! – сказал Эдди. – Молот-рыба,сука окаянная. О господи, Том! О господи!

Поздней Томас Хадсон вспоминал, что его больше всегопоразила высота плавника и то, как он поворачивался и вздрагивал, точно собака,идущая по следу, и как он прорывался вперед, будто рыскал из стороны в сторону.

Он поднял свой «манлихер» и выстрелил, упреждая плавник.Получился перелет, вода фонтаном взметнулась вверх, и он вспомнил, что стволружья покрыт смазкой. Плавник по-прежнему буравил воду.

– Бросай ей рыбу, бросай рыбу! – крикнул ДэвидуЭдди и спрыгнул с края рубки в кокпит.

Томас Хадсон снова выстрелил, и фонтан воды взметнулсятеперь позади плавника. Он почувствовал, как ему свело желудок, будто что-тосхватило его изнутри и держит, и выстрелил снова, стараясь целиться как можноточнее и чтобы рука не дрогнула, понимая все значение этого выстрела, – иводяной фонтан взлетел впереди плавника. Плавник шел все с тем же страшнымнапором. У Томаса Хадсона остался один выстрел, запасных патронов не было, агромадная акула была ярдах в тридцати от мальчика и двигалась к нему, все также вспарывая воду. Дэвид снял рыбу с гарпуна и держал ее в руке, маска быласдвинута у него на лоб, и он пристально смотрел на приближавшуюся акулу.