За длинным рифом, куда они вышли в тот день на подводнуюохоту, лежали в глубине железные обломки старого развалившегося парохода, и ржавыйметалл его котлов торчал над водой даже в часы прилива. Ветер дул с юга, иТомас Хадсон стал на якорь с подветренной стороны рифа, но не вплотную и нему,а Роджер и мальчики держали наготове гарпуны и маски. Гарпуны эти были самыепримитивные и все разные, у каждого на свой вкус.

Джозеф тоже вышел в море на гребной шлюпке. Он взял с собойЭндрю, и они вдвоем отправились к рифу, а остальные прыгнули с борта катера ипоплыли.

– Папа, а ты что же? – крикнул Дэвид отцу, которыйстоял на мостике своего рыболовного катера. Маска с овалом стекла над глазами,носом и лбом Дэвида, резиновый ободок, плотно прилегающий под носом к щекам ивдавливающийся в лоб, и тугая резиновая полоска, которая охватывала затылок,делали его похожим на героя псевдонаучных комиксов.

– Я потом к вам присоединюсь.

– Только не задерживайся, а то дождешься, что мы всюрыбу распугаем.

– Риф большой. Весь его вы не оплывете.

– Но я знаю две замечательные ямы там, за котлами.Нашел их, когда мы были здесь одни. Туда никто еще не совался. Там полно рыбы,и я решил оставить их на тот случай, когда мы будем здесь все.

– Да, помню. Через час я вас догоню.

– Я приберегу их для тебя, – сказал Дэвид и поплылза остальными, держа в правой руке шестифутовый гарпун о двух зубьях, кускомкрепкой лески примотанных к грабовому древку. Он плыл, опустив лицо в воду, иразглядывал дно сквозь стекло маски. Дэвид был настоящим подводным существом, итеперь, когда он, такой загорелый, плыл, выставив из воды только мокрыйзатылок, Томас Хадсон больше чем когда-либо находил в нем сходство с бобренком.

Он следил, как Дэвид не спеша, ровно двигается вперед,взмахивая левой рукой и сгибая в коленях свои длинные ноги, и лишь изредка, скаждым разом все реже и реже кладет голову чуть набок, чтобы сделать вдох.Роджер и Том-младший плыли, сдвинув маски на лоб, и были далеко впереди. Эндрюи Джозеф сидели в шлюпке по ту сторону рифа. Эндрю еще не прыгнул в воду. Дуллегкий ветер, вода за рифом светло пенилась, а риф был бурый, и за ним густосинело море.

Томас Хадсон спустился вниз, в камбуз, где Эдди чистилкартошку над ведром, стоявшим у него между колен. Он то и дело посматривалчерез иллюминатор камбуза в сторону рифа.

– Нельзя мальчикам разъединяться, – сказалон. – Надо поближе к шлюпке.

– Думаешь, что-нибудь появится из-за рифа?

– Вода высокая. Это же весенний прилив.

– А прозрачная-то она какая, – сказал ТомасХадсон.

– В океане много всяких гадин, – сказалЭдди. – Здесь в океане шутки плохи, если они учуют запах рыбы.

– Еще никто ни одной рыбы не поймал.

– Скоро поймают. И пусть сразу складывают ее в шлюпку,пока волна не подхватит запаха рыбы или запаха крови.

– Я поплыву к ним.

– Не надо. Крикните, чтобы держались вместе и бросалирыбу в шлюпку.

Томас Хадсон вышел на палубу и крикнул Роджеру то, что емусказал Эдди. Роджер поднял гарпун и помахал им в знак того, что понял.

Эдди вышел в кокпит с кастрюлей, полной картошки, в однойруке и с ножом в другой.

– Возьмите то маленькое ружье, оно хорошее, и ступайтена палубу, мистер Том, – сказал он. – Не нравится мне это. Ненравится мне, что мальчики плавают там в такой сильный прилив. Мы ведь ужепочти в океане.

– Загоним их сюда.

– Нет. Я, может, просто психую. Плохо спал ночью. Я ихтак люблю, будто они мои собственные, и у меня из-за них на сердце черт-те чтотворится. – Он поставил кастрюлю с картофелем на пол. – Знаете, какмы сделаем? Запустите мотор, а я выберу якорь, и мы подойдем к рифу поближе истанем там. При таком сильном приливе и на ветру катер развернется. Давайте поближек рифу.

Томас Хадсон запустил большой мотор и стал к штурвалу. КогдаЭдди выбрал якорь, он увидел всех четверых в воде, и тут же Дэвид вынырнул наповерхность с высоко поднятым вверх гарпуном, на котором трепыхалась рыба, иТомас Хадсон услышал, как он окликнул шлюпку.

– К рифу поворачивайте! – крикнул Эдди, стоя наносу и держа в руках якорь.

Томас Хадсон медленно подвел катер почти вплотную к рифу иувидел большие бурые коралловые полипы, черных морских ежей на песке и лиловыеопахала морского пера, покачивавшиеся ему навстречу вместе с приливом. Эддибросил якорь, Томас Хадсон дал задний ход. Катер развернулся, и риф скользнул всторону. Эдди травил канат до тех пор, пока он не натянулся как струна. ТомасХадсон выключил мотор, и они закачались на месте.

– Теперь мы за ними уследим, – сказал Эдди, стояна носу. – Не могу я себе позволить такое беспокойство, из-за этихмальчишек. Нарушает пищеварение, черт бы его побрал. А у меня с ним и такнеладно.

– Я буду наблюдать за ними отсюда.

– Сейчас подам вам ружье, а сам займусь этой проклятойкартошкой. Мальчики ведь любят картофельный салат по нашему рецепту?

– Еще бы. Роджер тоже любит. Только положи в негопобольше крутых яиц и лука.

– Картофелины у меня будут целенькие, не разварятся.Вот, возьмите ружье.

Томас Хадсон коснулся ружья, и оно показалось емубесформенным, тяжелым в своем чехле из овчины с подстриженной шерстью,пропитанной маслом, чтобы ружье не заржавело на морском воздухе. Он вытащил егоза приклад и засунул чехол под настил мостика. Это был «манлихер-шенауер-256» свосемнадцатидюймовым стволом устаревшего образца, уже снятый с продажи. Ложа ицевье у него побурели, как ядро грецкого ореха, от смазки и трения, а ствол, впрошлом месяцами тершийся о седельный подсумок, был маслянистый, без единогопятнышка ржавчины. То место на прикладе, куда стрелок прижимается щекой, гладколоснилось, и, отведя затвор, он увидел вращающуюся магазинную коробку,заполненную тремя пузатыми гильзами с длинными, тонкими, как карандаши, пулями,блеснувшими свинцом своих головок.