– Ага, – опечалился Виктор, – значит, меня от прилюдногоосуждения ничто не спасет? А в зал, где судят, посторонних пускают? Зрителей? Сулицы?

– Конечно, – ответил я, – есть определенная категория людей,которая любит ходить на такие заседания, мне, правда, их не понять, но кое-ктополучает удовольствие от вида чужого горя.

– Значит, при всех, – тихо протянул Виктор, – и ничто меняне спасет! А тех, кто умер, судят? Если, допустим, человек в камере скончался,а суд не успел состояться, его считают виноватым?

– Нет. Смерть смывает все грехи, только с какой стати вы окончине заговорили? Вы в самом расцвете сил.

Внезапно Виктор сжал руки в кулаки.

– Хорошо. Я сбросил на Валерию кирпич, а с какого этажа?

– С высокого, камень летел с ускорением.

– Она жила на старом месте?

– Да.

– Вы хотите, чтобы я показал, как совершил преступление?

– Помощь следствию облегчит ваше положение, – кивнул я.

– Тогда едем, но только прямо сейчас, пока я не передумал, –чуть ли не закричал Виктор.

Отправиться на место происшествия сразу не получилось. Лешеи Косте пришлось оформить много документов, прежде чем чудом оказавшаясясвободной ментовская машина порулила в тихий московский переулок. В подъездебыло сумрачно и пахло чем-то затхлым. Здание, в котором проживала Валерия, былодалеко не новым, без козырька над входом в подъезд. Мы взобрались на нужныйэтаж. Виктора вел худощавый парень, его рука и запястье Харченко были схваченыодними наручниками.

Группа людей свободно разместилась на довольно большойплощадке перед окном.

– Его надо открыть, – сказал Виктор.

– Действуй, – велел один из милиционеров.

– Погоди, – остановил его Леша, – рама, когда ты сюдапришел, была открыта?

– Да, – кивнул задержанный.

– Сергей, приступай, – велел Леша. – Хорошо, дальше что?Кстати, ты в чем кирпич нес?

– В пакете!

– А где ты его подобрал?

Виктор молча стоял у окна, потом заговорил:

– Я хочу кое-что сказать, но мне стыдно, вслух это не могупроизнести. Дайте бумагу, напишу пару строк и ему отдам!

И Виктор ткнул пальцем в мою сторону.

– Тащите бумагу, – приказал Леша.

Появились блокнот и ручка.

– На весу писать неудобно, – сказал Виктор.

– Положи на подоконник, – посоветовал Леша.

Харченко попытался что-то написать, но потом заявил:

– Наручники мешают.

– Их не снимут.

– Этот подглядывает, ко мне пристегнутый, – капризничалВиктор, – пусть отвернется.

– Юра, – ровным голосом приказал Леша, – не гляди туда.

– Больно надо, – пожал тот плечами.

Наконец процесс составления записки завершился, Викторпротянул мне сложенный листок.

– Потом прочтешь.

Я кивнул. Харченко отвернулся к окну.

– Готов давать показания.

– Сеня, снимай на камеру, – велел Леша, – всем видно?Начали.

– Сначала я приблизился к окну…

– Хорошо, дальше.

– Посмотрел вниз…

– Отлично.

– Увидел, что Валерия идет, и влез на подоконник.

– Зачем?

– Ну… хотел лучше прицелиться, – пожал плечами Виктор.

– Закройте окно, – приказал Леша, – а ты, Харченко, встань,как тогда стоял.

– Так окно же открыто было, – напомнил ему Виктор.

– Ничего, представь, что оно распахнуто.

Виктор заявил:

– Мне этот мешает, пристегнутый.

Пару секунд Леша втягивал и выпячивал нижнюю губу, потомпринял решение.

– Сергей блокирует лестницу вверх, Женя – вниз. Андрей стоиту подоконника и держит Виктора за левую ногу, а ты, Юра, отцепи его и схвати заправую.

Через пару минут Виктор очутился почти под потолком.

– Дальше, – поторопил его Леша.

– Сволочи, – тихо сказал Виктор, – лишь бы человеказасудить, не видать вам счастья на всю жизнь!

Леша открыл было рот, но тут события начали разворачиватьсяс невероятной быстротой, словно кто-то поставил кассету на перемотку, забывотключить изображение.

Резким толчком Виктор выбил стекло. Мелкие осколки полетелив разные стороны. Харченко стал опрокидываться в окно. Андрей и Юра вцепилисьему в ноги, но Виктор неожиданно сильно дернулся, выскользнул у них из рук иисчез.

На секунду я оглох. Видел только мечущиеся фигуры, красное,с вытаращенными глазами лицо Леши, бегущих по лестнице вниз Юрия и Андрея. Всемилиционеры были в шоке, и лишь человек, снимавший происходящее на видеокамеру,продолжал бесстрастно запечатлевать события, скорей всего, он выполнялслужебную инструкцию.

Через пару мгновений слух ко мне вернулся, в уши ударилизвуки, несущиеся со двора. Это орали случайные прохожие.

– Мамочка, упал!

– Убился!

– В мешки угодил!

– Милицию зовите!

– «Скорую»!!!

На плохо слушающихся ногах я побрел вниз по ступенькам, обомне в суматохе все забыли.

Прошло два часа после происшествия. Виктора умчала карета«Скорой помощи». Харченко повезло, он упал в груду мешков с отбросами, которыенеаккуратные жильцы нашвыряли возле полных контейнеров.

– Я ведь мусорник третий день зову, – повторяла бледная досиневы домоуправ, – а он не едет! Уже народ ругается, вонища стоит. Сами-товиноваты. Во, наносили. А мусорник не едет! Зову, не едет…

Упорно твердя одну фразу, она повернулась ко мне:

– И ведь хорошо, что не приехал! А то бы он убился, а такживой!