с какого-то другого? Если с другого, то где этот склад расположен и вообще сколько таких складов у Николаева?

Над жесткими пожелтевшими листьями кустов вилась какая-то странная тля с немощными прозрачными крылышками, которые как-то ангельски, очень тихо светились: над кустом буквально поднималось ласковое зарево, когда тля перелетала с ветки на ветку.

Шатков оттянулся со своего места чуть дальше — слишком противно было стоять рядом с тлей, заметил невдалеке полянку — в просвете между кустами дорого заиграла изумрудными тонами молодая зелень, хотел было переместиться на эту зелень, как вдруг перед ним возник, словно бы вытаяв из-под земли, Людоед.

— Чего надо? — грубо спросил Людоед.

— Хочу поменять дислокацию.

— Стой там, где тебе сказали, не дергайся! — Людоед недобро глянул на Шаткова и вновь пропал — так же колдовски незаметно, как и появился. Шатков не удержался, озадаченно покачал головой: шаманство какое-то…

Минут через двадцать мимо него прошел Николаев с гостями.

— Шампанское лучше всего пить на той вон романтической полянке, — Николаев показал фужером на зеленеющий прогал, — она всегда зеленая. Растет там какая-то особая трава, которой в Крыму больше нет нигде, только здесь. А шашлыки лучше есть там, где мы были, — Николаев повел головой назад и игриво покачал головой, походка у него сделалась танцующей. — Шашлыки-машлыки, зелень-мелень, еще будет холодный барашек в ореховом соусе… Каково, господа?

Следом за Николаевым толстяк в кепке «феррари» тащил ящик с шампанским.

— В общем, вы напрасно, господа, упираетесь. — Николаев вздохнул, щелкнул пальцами, подзывая к себе Шаткова: — Следуй за мной! — потом вновь обратился к гостям: — Никто дешевле меня товар вам не продаст — это первое, второе — не надо оперировать таким святым понятием, как народ. Святых понятий в бизнесе вообще нет.

Гость, который был похож на тумбочку, остановился, поднял указательный палец, намереваясь произнести что-то назидательное, но Николаев ткнул фужером шампанского вперед:

— Прошу!

Зубы у низенького обнажались, он сделался злым — вот-вот укусит, но Николаев вновь не дал ему ничего сказать, опять ткнул фужером перед собой:

— Прошу!

Так они и проследовали на поляну, впереди гости, за ними Николаев, потом толстяк с шампанским. Замыкающим шел Шатков.

На зеленой поляне, ровно посредине, стояло два позаимствованных в какой-то забегаловке стола. Толстяк, кряхтя, подковылял к столам и с громким стеклянным звяканьем опустил около них ящик.

— Осторожно! — предупредил его Николаев. — У нас еще один гость присутствует на торжестве, — он ткнул фужером вниз. — Не повреди ему уши! — Не сдержавшись, Николаев рассмеялся, шутка ему понравилась. — Только в отличие от нас с вами он не любит шампанского…

Гости невольно попятились от столов. Внизу, на ярком зеленом ковре, лежала человеческая голова. Отрубленная.

Но нет — не отрубленная, голова была жива, она мигнула один раз, другой — в глаза закопанному по самый подбородок человеку попал сор, принесенный «высокими» гостями.

— Кто это? — сдавленным голосом спросил гость, который был постарше и повыше ростом.

— Клиент, — односложно пояснил Николаев, но односложного пояснения оказалось недостаточно, и Николаев добавил: — Упрямый клиент. Обещал одно, подписывал другое, деньги платил третьи, а итог был четвертым. Ничего у него не совмещалось… Как у нас с вами. Вот теперь рассчитывается. За все разом. — Николаев вновь потыкал фужером вниз.

Голова вновь мигнула глазами. Это был Корреспондент. Рот Корреспондента был плотно сжат. Шатков определил: забит какой-то гадостью и заклеен изнутри. Людоед, находившийся рядом, следил, чтобы Корреспондент, закопанный в землю, не задохнулся раньше времени.

«Эх, Семенов, Семенов, — немо прошептал Шатков. — Что же ты, друг, не уберегся!» Николаев, словно бы услышав шепот, строго поглядел на Шаткова. Выходит, телеграмма, которую послал Шатков насчет Николаева, не поспела.

А с другой стороны, если бы и поспела, то что может сделать местная служба государственной безопасности? Поднять в воздух вертолеты? Пригнать из Севастополя подводную лодку, вооруженную баллистическим ракетами? Спустить с горы лавину жаждущих действия пенсионеров, чтобы они накинули на эту поляну сеть? Шатков гулко сглотнул слюну, кадык у него костяно стукнул, в горле что-то заскрипело — Шаткову сделалось холодно, страшно.

Если он сейчас бросится на выручку Семенову, то ничего не сделает — Семенова не спасет и сам завалится. Шансов выкрутиться у него не будет ни одного…

— Мужик оказался упрямый, пришлось малость прикопать, — сказал Николаев. — Надо полагать, это его немного образумит. — Он подошел к голове, наклонился. — А? Или не образумит? Может, господина угостить шампанским? А? Нет, говорящая голова шампанское не пьет. Головящая горова, — проговорил Николаев, вспомнив давнюю шутку известного сатирика.

Гости потрясенно молчали. Через несколько минут глава «делегации», тот, который был постарше и повыше ростом оправился, произнес бывалым тоном:

— Ну, у нас и не такое бывает!

— Я знаю. Но у вас другое… У вас — война!

— И что с ним будет? — спросил низенький и залпом выпил фужер шампанского — он действовал машинально, лицо у него потемнело. — С этим гражданином?

— Одумается — отпустим, не одумается, не внесет деньги в кассу… — Николаев оглянулся, приказал толстяку в кепке «феррари»: — Еще шампанского! — вздохнул: — А если не внесет деньги в кассу, не повинится — худо тогда будет…

— А что именно худо? — обеспокоенно покрутил головой глава «делегации», фокус с человеком, зарытым в землю, ему явно не понравился.

— Придумаем что-нибудь. Может быть, даже сегодня.

— Убьете?

— Ну, это слишком примитивно… Мы в книжке что-нибудь вычитаем, и накажем по готовому рецепту. Чтоб самим ничего не сочинять. Знаете, есть такая книжная серия «Жизнь замечательных людей» называется? Очень много чего полезного в ней имеется. И как из человека суп сварить, и как отбивную из него приготовить, и как сочные котлеты на пару, под крышечкой, произвести. В «Жизни замечательных людей» есть все. Как в Греции. Если нужны еще пояснения — готов продолжить. — Николаев подставил фужер под шампанское, толстяк ему поспешно налил и отодвинулся назад в тень.

Шатков даже не заметил, куда он делся, не до того было, на его месте появился Гимназист с бледным напряженным лицом — видать, понимал свою ответственность, Николаев сделал шаг к закопанному человеку и прогнувшись всем корпусом вперед, чтобы не забрызгать себе начищенные до блеска башмаки, вылил шампанское на голову Корреспондента. Стряхнул несколько оставшихся капель.

— Мы люди добрые, гуманные, — объяснил он, — сами пьем и другим даем выпить.

Было скрыто в этом что-то такое, что не укладывалось в голове, нереальное, освещенное таинственным недобрым сиянием, — с этой шаманской зеленью, от которой дурно пахло, с мрачными срезами гор, поросших жестким кустарником, с шампанским и дешевой игрой богатого человека, — Шатков почувствовал, что его ведет в сторону, будто он попал в стремнину бурной реки, голова кружится,