Костя молчал, качаясь на стуле.

– Ты обещал.

– Знаю. Просто думаю, с чего начать.

– С самого начала. Как ты познакомился с Максом?

– В Калининграде. Мы вместе работали.

– Да, он говорил, – кивнула я, – Макс сказал, ты попал в аварию. Его отец отмазал тебя от тюрьмы.

Костя перестал раскачиваться на стуле.

– Пусть так, – скрестил он руки, опираясь на колени. – Когда оклемался, Сергей Владиславович предложил работу в Москве. Познакомил с нужными людьми. Перевелся в Бауманку. У меня появились средства, которые выделял фонд Воронцова, чтобы работать над кодингом умных домов. Оранжерея Аллы – уникальный проект. Совершенно все делает автоматика.

– Как ты встретил Аллу?

– В больнице, когда очнулся после аварии. Она приходила навещать, поддерживала здесь, когда я переехал. Один взгляд Аллы в сторону отца, и он выделял из фонда все больше денег на мои проекты. Особенно на Серых призраков, в которые никто не верил. Я даже сессию завалил в конце первого курса с этим проектом.

– Серые призраки? Это что?

– Камеры. Видеокамеры, которые тоньше бумаги. Совершенно прозрачные, сливающиеся с окружающей средой. Работают без подзарядки. Сейчас.

Костя поднялся со стула и направился к стене.

– Сейф за картиной? Как оригинально!

Но Костя принес картину и положил на стол.

– Картина и есть сейф, – поправил он меня.

Дернув за раму, вытащил плоский металлический короб. Распахнул крышку и достал два поменьше – белый и черный.

– Смотри, – прикоснулся он пальцем к пустоте.

Я совершенно ничего не видела.

– Они тоньше линзы для глаз, – вытянул он указательный палец с камерой.

Затем приложил еле заметную прозрачную пленку себе к лацкану пиджака.

– Она снимает?

– Да.

Он повернул экран выключенного ноутбука и дважды прикоснулся к лацкану. На черном экране вспыхнула картинка. Я увидела себя и комнату на сто восемьдесят градусов вокруг.

– Снимает и записывает. Это цифровой нановирус с проникающей способностью. Он захватывает любой гаджет с возможностью записи или просмотра. Смартфон, телевизор, ноутбук, проектор. Достаточно зацепить ее за что угодно и как угодно, поместить хоть в центр монитора, хоть на крышку, хоть на провод.

– Обалдеть! А почему ты назвал их Серыми призраками?

– Я слышал это… во сне. Шепот. Много лет слышал. Серый призрак, серый призрак, серый призрак. В том сне я держу в руках камеру. Допотопную, с откидным окошком. И слышу шепот: «Серый призрак».

– А кто тебе шепчет?

Костя захлопнул коробочку с камерами, запирая реальных и вымышленных призраков.

– Журавль, Кира. Я всегда вижу во снах журавля. С шестью пальцами на лапе. Поэтому я так реагирую… на тебя. Журавлеву с шестью пальцами.

– Но… – наморщила я лоб, – это профессиональная деформация, Костя. Ты просто слишком привязан к птицам, с которыми работал в птичьем заповеднике. И журавль у вас там был шестипалый.

– Только у этой птицы во сне… твой голос.

– Алла тебе никакой крапивы не дарила? Шапки там вязаные, нет? – улыбнулась я. – Она говорит, что ткань из крапивы на голове усиливает сны.

Он кивнул и улыбнулся в ответ.

– Эти кольца, Кира, – коснулся он моего, болтающегося над столешницей, – маяки. Они определяют геолокацию. Я сделал их по заказу Сергея Воронцова. Он всегда знает, где мы или с кем.

– Ты их сделал? А что означает гравировка Q.E.D?

– Гравировку я не наносил. Она появилась позже, когда Воронцов раздал кольца мне, Максу и Алле.

– Но зачем Воронцову следить за вами? И за мной?

– Я не знаю, Кира. Если получится, именно этот ответ я собираюсь найти. И он связан с тобой.

– Не вмешивай меня еще и в это. Мне своих проблем хватает.

– Ты четвертая. Последнее кольцо у тебя. Уравнение Аллы на двери, ее участившиеся приступы, Максим в отключке…

– …и все за сутки, как я приехала, – подвела я черту, суммируя факты.

Он кивнул.

– Эксперимент, – предложила я. – Что будет, если ты подойдешь ко мне на десять сантиметров? Воронцов увидит нас? Наши геометки? Что произойдет? Раздастся звонок, сирена, пожарная тревога? Он тебя уволит, а меня выгонит?

– Не знаю. Я все время работаю. Следить за мной тоскливо и скучно. Если он повесил маяки, чтобы следить за походами налево, то ему понадобилось бы только одно для Макса.

– Проверим! Если не из-за походов налево, то ничего не случится. Давай, подходи ко мне ближе!

– Сейчас?

Костя не спеша поднялся со стула:

– И что мне делать?

– Стоять. В десяти сантиметрах от меня.

– Просто стоять?

– Ну да. И руку вытяни, – стянув через голову нитку, я надела кольцо на мизинец.

Наши ладони с кольцами на мизинцах смотрели друг на друга, остановившись в сантиметре.

Прошло секунд тридцать. Ничего не происходило. Тишина. Ни звонков, ни серены.

«Входящее сообщение», – прозвучал голос умного дома.

Мы с Костей вздрогнули, и наши руки чуть коснулись друг друга.

– Прочитать, – ответил Костя системе.

«Входящее видеосообщение от Максима Воронцова. Вывожу на проектор», – ответила программа.

Освещение в доме автоматически понизилось. На поверхности кухонных шкафов без единого шва проецировалась видеозапись моей игры на струнах-проводах в электричке.

– Хочу сделать номер под эту песню для конкурса, – пришла мне в голову идея.

– «Научи меня», – обхватил Костя мою ладонь, опуская вторую руку под лопатками и начиная вести в медленном танце. – Научи, как перестать бояться, Кира.

– Серого журавля с моим голосом?

– Как перестать бояться, что все это… закончится?

Если его фраза и звучала двусмысленно, я не хотела концентрироваться на ней.

– Все заканчивается. Радуйся, что это у тебя было.

Если Максим сдавил меня сегодня свинцовой хваткой, то Костя окутал шелковым коконом. Только окончательно сомкнуть руки он не успел, звонок в дверь размотал наш кокон шелка на типичные для него три тысячи метров нити, снова отшвыривая друг от друга.

«Добро пожаловать, Максим!» – прозвучало приветствие умного дома.

– Оставь камеры у себя, – сунул Костя коробок мне в руку и вернул картину на место.

Я надела наушники, отсаживаясь подальше, когда в дверь вошел Максим с двумя пиццами в руках и бутылкой лимонада под мышкой.

– А, вы тут! Ваша пицца! Курьера встретил. Кто уронил?

Он нагнулся и поднял с пола красный бутон цветка, выпавший из моего кармана, букет которых принес официант в «Акации». Макс разглядывал цветок с таким интересом, как парни обычно смотрят на новенькую иномарку, спортивный журнал или последнюю модель смартфона.

– Камелия, – определил вид цветка Костя, – такие растут в Калининграде.

– Ну да, – кивнул Максим, – роза без шипов и аромата. Твоя? – протянул он цветок Косте.

– Нет, он мой. Цветок то есть… Не Костя, – покраснела я в тон камелии, пока Максим с прищуром переводил взгляд с него на меня.