– Давайте я! – вызвался Петя и, перекинувшись животом через спинку кресла, плюхнулся между братьями. – Ну? Кто на меня? Можете сразу вдвоем, я разрешаю!

Не дожидаясь повторного приглашения, Костя и Саша набросились на Петю, а Рита подкралась снизу и укусила его за ляжку.

– А ну перестаньте! В аварию попадем! Почему дети вообще не пристегнуты?! – строго сказал папа, и минут десять в автобусе была тишина.

– А чего мы, собственно, хотим? Отобрать у него тигренка? – внезапно спросила Вика.

– Бегемофа! Моего бегемофика! – закричала Рита, стуча кулачками по сиденью так, что вверх вздымались фонтанчики пыли. Автобус по-хорошему давно следовало бы пропылесосить изнутри.

– Нет. Мы хотим восстановить справедливость, – возразил папа.

– И вернуть велосипед! – быстро добавила мама. – Я, между прочим, детское кресло в Москве покупала!

– И вознаграждение получить! – скромно добавил Петя. – Если деньги никому не нужны, я могу забрать их себе… Спорим, вы мне их не отдадите? Ха-ха-ха!

– Ржи тише! – велела Катя. – Я оглохла. Мы в тесном автобусе.

Автобус обиделся, что его назвали тесным, и тотчас провалился левым колесом в глубочайшую выбоину.

БУБУХ!

– Один «бубух» уже сегодня был! – укоризненно напомнила мама.

– Был «БАМ!» «Бубуха» не было! – оспорил папа и вылез из автобуса. Колесо было пробито. Диск погнут. Дорога же впереди представляла собой асфальтовые волны с огромными, словно от бомбежки, дырами.

– Кажется, мы поехали не по тому шоссе. А по карте оно самое короткое! – тоскливо сказал папа и стал менять колесо.

Он поставил запаску, и автобус опять тронулся.

Справа и слева бесконечно тянулись поля, на которых кучками паслись бараны. Вокруг баранов обычно бегал, щелкая страшными челюстями, алабай, а где-нибудь в стороне почти невидимый пастух выбирал репьи из штанин. Прямо на проезжей части лежали лошади. Им нравился теплый асфальт, а редкие машины все равно тащились в основном по пыльной обочине, потому что на дороге очень трясло. Припекало солнце.

– Свинья! – вдруг заорал Саша, показывая пальцем в направлении Кости.

– Сам свинья! – возмутился Костя и попытался его боднуть, но вместо Саши боднул Петю, сидевшего между ними.

– Эй-эй, брек! – возмутился Петя, хватая Костю поперек туловища.

– Не ты свинья! И не ты тоже! Другие свиньи! В окне! – объяснил Саша.

И действительно, возле дороги бегали какие-то случайные родственники Мальчика, Малыша и Табуретки, а рядом с дворнягами, бесцеремонно расталкивая их носами, в пыли рылись молодые поджарые кабанчики.

– А вот и их мама! – сказала Катя.

Мама-свинья лежала в лопухах, и ей было совершенно безразлично, что ее дети то и дело перебегают дорогу. Видимо, она считала, что их у нее много.

Метров через триста начинались заборы поселка. Здесь лошади уже не грелись на дороге, потому что им пришлось бы лежать на курах, а это было неудобно. Пестрые петухи гордо выпасали свои гаремы, изредка издали покрикивая друг на друга.

Стараясь не передавить кур, папа осторожно лавировал по обочинам. Петухи провожали его подозрительными взглядами. Гуси, толпившиеся возле грязных рукотворных прудиков, а часто даже возле вкопанных ванн, гоготали, вытягивая шеи.

Катя откинула спинку сиденья и, обняв свой рюкзачок, закрыла глаза.

– Если кого-нибудь догоните – разбуди́те! Или если в кафе пойдете – тоже разбуди́те! И не надо орать от восторга, если встретится какой-нибудь ежик или зайчик! – велела она.

Вскоре после Кати заснула мама. Потом и Рита, устав прыгать, положила голову маме на колени и задремала. А папа все ехал, ехал, ехал. Иногда объезжал дорогу справа, иногда слева, иногда даже ради разнообразия ехал по самой дороге, но тогда автобус начинал прыгать и хромать. Едва ли их скорость была сильно выше велосипедной, а порой папе казалось, что они едут даже медленнее.

– Эх, все-таки ошиблись с шоссе! – еще раз сказал папа, но поворачивать обратно было уже поздно. Кроме того, художник Федор, скорее всего, спешил к Черноморскому по той же, что и они, дороге, потому что она была намного короче.

Прошел час. Потом еще один. Становилось все жарче. Крыша автобуса раскалилась. Кондиционер не работал с тех пор, как Саша его однажды починил молотком. А тут еще загорелась желтая лампочка.

– Бензин! – простонал папа.

– Что «бензин»?

– Почти закончился. И почему-то совсем нет бензоколонок! Проехали сорок километров – и ни одной!

– А почему ты не заправился в городе? – зевнула проснувшаяся мама.

– Я привык, что в сторону Симферополя бензоколонки понатыканы как грибы! Думал, и тут тоже!

– Ну поехали вперед… Назад все равно уже не вернуться!

– Это точно! – согласился папа. – Может, до ближайшего поселка дотянем и купим у кого-нибудь канистру!

Но и поселков уже почему-то не было. Исчезли и стада баранов, и коровы, и гуси, и пастухи. Была только зеленеющая, еще не выжженная солнцем весенняя степь. На редких деревьях вдоль дороги сидели хищные птицы. Изредка какая-нибудь из них взлетала, раскидывая широкие крылья, и сразу же плюхалась на ту же ветку. Видимо, это означало, что она уже поохотилась.

Автобус никто не обгонял, и встречных машин не попадалось. Стрелка датчика бензина уже лежала ниже нулевой отметки, и непонятно было, что она показывает. Отрицательные величины? Задолженность перед двигателем?

– Весело! – сказал папа. – Куда мы заехали, что мы тут совсем одни?

В этот момент Петя вдруг привстал и, навалившись животом на спинку кресла, схватился за руль:

– Вон он! Вон!

– Кто?

– Ты что, не видишь? Наш велосипед!

Папа разглядел впереди какую-то точку. Точка, пыля, устало ехала по обочине.

– Догоняй его! – закричал Петя. – Газуй!

Папа ускорился. Автобус запрыгал по ямам. Спящая Рита скатилась у мамы с колен. Катя стукнулась носом о стекло. Точка становилась все больше. Вскоре и папа мог уже разглядеть знакомое зеленое детское кресло с «бегемофом». Сидящий за рулем мужчина оглянулся. Мелькнули встопорщенные усики, овал лица. Человек засуетился и, навалившись грудью на руль, из последних сил закрутил педали.