Дорогая, солнышко мое, птичка моя!

От моей невесты до сих пор никаких вестей. Мое сердце тонет в разделяющем нас море. Я представляю, как ты готовишься к Рождеству, украшаешь елку, печешь пирог и облизываешься на тринадцать десертов вашего края[50], по которому я так сильно скучаю.

Стиснув зубы, Люсьена красными от бессонницы глазами пробегает текст, который знает наизусть. Она останавливается на много раз перечитанном абзаце и задерживает дыхание.

Я не забываю дорогую Люсьену. Надеюсь, она хорошо занимается и держит обещание, которое дала перед моим отъездом. Передай ей уверение в моей привязанности и слова поддержки.

Люсьена проводит скрюченным от артроза пальцем по ровному учительскому почерку. Дорогую Люсьену. В моей привязанности.

На обратной стороне чья-то неумелая рука нацарапала карандашом несколько набросков. В них угадывается молодой человек анфас, в профиль и в три четверти. Тонкий нос и большие веселые глаза, на которые спадает непослушная прядь.

Она качает головой, убирает письмо в сумку, крестится и возвращается к своим сантонам.

Мы с мамой сидим у камина, она вяжет, я сосредоточенно делаю уроки. За окном зима. Веселая желтизна мимозы печально контрастирует с унынием, в которое я погрузилась из-за молчания Жана.

Мама беспокоится, что уже поздно, а отца нет дома. Две недели назад он играл в петанк[51], и ему стало плохо. Сельский врач, игравший вместе с ним, осмотрел его. Отец отмахнулся от предостережений и продолжил игру. С тех пор мама крестится всякий раз, когда он выходит из комнаты.

Часы бьют девять, когда на пороге появляется отец с незнакомым молодым человеком. Ему за двадцать, приветливое лицо. На нем кепка, темно-синий плащ без рукавов, на ремне – пистолет.

Его зовут Гастон.

Гастон Марсель Пайяр.

Блондин, круглолицый, розовощекий, у него чистый звонкий смех. Смотреть не противно. Отец, несомненно, думает так же, знакомя нас. Он слегка пьян и не устает нахваливать этого жандарма с прекрасным будущим. Мы обмениваемся пресными вежливыми фразами. Гастон не разбирается ни в музыке, ни в литературе.

Отцу он очень нравится и все выходные проводит у нас. Иногда они целый вечер где-то пропадают, а мама тревожится, сидя в гостиной. Я отношусь к Гастону с безразличием, замечаю, только когда он приходит с букетом или где-то раздобудет апельсины. В один прекрасный день отец объявляет, что я выйду за Гастона замуж.

От неожиданности я падаю со стула. Потом начинаю хохотать. Отец дает мне пощечину. Где это я научилась насмехаться над отцовским авторитетом? Я громко возмущаюсь, кричу – он что, не собирается держать свое слово? Его обещание Жану ничего не стоит? Отец стискивает зубы и обвиняет меня в том, что я не смогла удержать жениха.

Мое сердце перестает биться.

Лучше умереть, чем подчиняться его приказам! Я надолго запираюсь в своей комнате. Отцу наплевать. Тогда я пытаюсь его задобрить, напоминаю, сколько прекрасных часов мы провели с Жаном. Он непоколебим. Молчание Жана говорит само за себя, и моя честь не должна быть запятнана человеком без принципов! Окончательно выйдя из себя, он бранит меня на чем свет и нападает на маму, которая умоляет меня принять предложение Гастона.

Как же я ненавижу этот мир – он стоит только благодаря женщинам, и он же их ломает. Сколько ночей я тогда провела без сна, мечтая о побеге… Как злилась на Жана! Где он, клявшийся меня защищать и любить – в этой жизни и во всех последующих? Где он, посуливший мне мир, где мужчины вооружены лишь лаской и уважением, когда в моем мире все решается ремнем и поркой?

Люсьена понимает мою ярость. Она крепко обнимает меня. Я рыдаю взахлеб.

– Не плачь, – утешает она. – В конце концов, Гастон неплохо одевается и симпатичный. Говорят, с ним весело и он далеко пойдет.

– А Жан?

Она берет меня за плечи и пристально смотрит в глаза. Люсьена очень выросла и теперь выше меня сантиметров на пять.

– Мужчины ничего не стоят, – произносит она серьезным тоном, который так не вяжется с ее детским лицом. – Им всем нужно одно, а дают они, только чтобы получить взамен. Выходи замуж за Гастона и будь счастлива. А тот, другой, так ему и надо! – И она плюет на землю.

Люсьене тринадцать лет, но голова у нее не забита мечтами. Жизнь не дала ей ничего, даже ложных надежд. В тринадцать лет для нее все мужчины – мерзавцы. Любовь, которую она питала к Жану, превратилась в ненависть – ко всем мужчинам без разбора. Ненависть, которая растет с каждым взглядом в сторону материной комнаты, где любовь предлагается всем желающим, а для Люсьены не остается ничего. Я сжимаю кулаки и решительно поднимаю подбородок. Завтра мэрия опубликует объявление о моем бракосочетании.

44

Люсьена ставит на стол дымящуюся кастрюлю с тушеным мясом и морковью. Зербино положил морду на колени старику Флавио, тот протягивает Люсьене тарелку. Обстановка напряженная. Хозяин рта не раскрыл с того самого утра. Люсьена очень бледна, и у нее дрожат руки, когда она накладывает мясо на тарелку Антуана.

– Что сказали жандармы?

– Что будут смотреть в оба. Как же! – негодует Антуан.

– Сволочи…

Старик Флавио макает хлеб в соус.

– А ты им спускаешь! – внезапно взрывается Люсьена.

Антуан мрачно смотрит на нее.

– Я им спускаю? Это ты мне говоришь? Ничего бы не было, если б ты не боялась этих гадов, как Господа Бога!

Люсьена ударяет кулаком по столу, еле слышно звенят бокалы.

– Хватит! Я уже не в том возрасте, чтобы меня унижали и говорили, что делать!

– И не в том возрасте, чтобы бояться призраков! Меня уже достало это вранье! И эта деревня! Я уеду, но сперва пусть узнают, что я у себя дома – как они все!

– Вот-вот, уезжай! И забери с собой эту проклятую девчонку! Она везде сует свой нос! Ничего путного из этого не выйдет, уж поверь!

Она падает. Антуан едва успевает ее подхватить.

– Люсьена, что с тобой? – пугается старик Флавио. – Сядь!

Он бежит на кухню и возвращается с полотенцем, смоченным холодной водой. Кладет его Люсьене на лоб, наливает стакан воды. Она слабо отталкивает его руку.

– Иди приляг.

В спальне Антуан закрывает ставни. Флавио возвращается в гостиную, Зербино ходит за ним по пятам. Люсьена хватает внука за рукав.

– Антуан…

Он садится на кровать.

– Если я скоро умру, знай, что я поступила так, потому что считала, что так лучше. А в остальном…

– В остальном…

– Знаешь, я хотела как лучше…

– О чем ты говоришь?

– Не дай никому изменить твое мнение обо мне. Умоляю! Особенно – Джулии.

Антуан встает, ему так странно вновь услышать это имя. Что общего у Джулии с Люсьеной, с тем, что ей внезапно стало плохо?

– Берегись этой девицы, mèfi! – продолжает она слабым голосом. – Я совершала ошибки, но я была искренна в своей любви к другим.

О чем она говорит? Антуан не понимает. Хочет спросить, но бабушка уже закрыла глаза – кажется, спит. Он гладит ее руку и выходит, тихонько прикрыв дверь.

Самая грустная свадьба на свете. Платье сшили из остатков белого шелка. Мама изо всех сил пытается спасти праздник, но ей так и не удается выжать из меня улыбку. Отец уже месяц с нами не разговаривает. При первой возможности уходит куда-то с Гастоном. Мой будущий муж любит табак и анисовую настойку – это все, что я о нем знаю.

Я иду к алтарю под руку с отцом, а мои мысли витают где-то над Средиземным морем. Потерявшись в морской пучине, я молю Бога, чтобы Жан вдруг оказался в церкви. Я уже не знаю, кто я и куда движется моя жизнь. Пытаюсь успокоиться, глядя на довольные лица подруг и Люсьены, сидящей в первом ряду.

Да, милая Лили, я была замужем до твоего дедушки. Теперь ты понимаешь, почему в доме нет фотографии, где мы с ним улыбаемся под дождем из рисовых зерен. Я уже венчалась в церкви, и мне стыдно,