Ни одно общество не начиналось с общественного договора, ни одна экономическая система – с идеи бартера или заработной платы, ни одна семейная структура – с понимания преимуществ совместного проживания. Культура развивается, когда новые практики способствуют выживанию тех, кто их практикует.

Когда становится ясно, что культура может выжить или погибнуть, некоторые из ее членов могут начать действовать, чтобы способствовать выживанию. К двум ценностям, которые, как мы видели, могут влиять на тех, кто находится в ситуации, позволяющей использовать технологию поведения – личные «блага», которые подкрепляются благодаря генетической одаренности человека, и «блага других», которые являются производными от личных подкреплений, мы должны добавить третью – «блага культуры». Почему это благо эффективно? Почему людей последней трети XX века должно волновать, как будут выглядеть люди последней трети XXI века, как будет выглядеть власть, как и почему они будут продуктивно работать, что будут знать или какими будут их книги, картины и музыка? Ни от чего столь отдаленного нельзя получить текущих подкреплений. Почему человек должен считать выживание своей культуры «благом»?

Конечно, сказать, что человек действует, «потому что беспокоится о выживании культуры», не поможет. Ощущения по отношению к любому институту зависят от подкреплений, которые данный институт использует. Отношение человека к правительству варьируется от самого рьяного патриотизма до самого крайнего ужаса в зависимости от характера контролирующих методов. Отношение человека к экономической системе может варьироваться от восторженной поддержки до горькой обиды в зависимости от того, как система использует позитивные и негативные подкрепления. А отношение человека к выживанию культуры зависит от того, какие меры использует культура, чтобы побудить своих членов работать на ее выживание. Меры объясняют поддержку; чувства являются побочными продуктами. Не поможет и утверждение, что кому-то пришла в голову идея работать на выживание культуры и передать ее другим. «Идею» объяснить по меньшей мере так же трудно, как и практики, которые, как говорят, выражают ее, и она гораздо менее доступна. Однако как объяснить практику?

Многое из того, что делает человек для содействия выживанию культуры, не является «намеренным», то есть делается не потому, что это повышает ценность выживания. Культура выживает, если выживают носители, а это отчасти зависит от определенной генетической восприимчивости к подкреплению, в результате чего формируется и поддерживается поведение, способствующее выживанию в данной среде. Практики, побуждающие человека работать на благо других, предположительно способствуют выживанию окружающих и, следовательно, выживанию культуры, носителями которой они являются.

Институты могут получать эффективное подкрепление от событий, которые произойдут только после смерти человека. Они опосредуют безопасность, справедливость, порядок, знания, богатство, здоровье и так далее, лишь частью которых будет пользоваться человек. В пятилетнем плане или программе жесткой экономии людей побуждают упорно трудиться и отказываться от определенных видов подкреплений в обмен на обещание получить подкрепление позже, однако многие не доживут до того момента, когда смогут насладиться отложенными последствиями. (Руссо сделал данный вывод в отношении образования: половина детей, которые подчинялись карательной практике воспитания его времени, так и не дожили до предполагаемых преимуществ.) Почести, воздаваемые живому герою, переживают его самого как память. Накопленное богатство переживет владельца, как и накопленные знания. Богатые люди основывают фонды своего имени, а наука и исследования имеют собственных героев. Христианское представление о жизни после смерти, возможно, выросло из социального подкрепления тех, кто страдает за свою религию еще при жизни. Рай изображается как набор позитивных подкреплений, а ад – как набор негативных, хотя они зависят от поведения, осуществленного до смерти. (Личное выживание после смерти может быть метафорическим воплощением эволюционной концепции ценности выживания.) Разумеется, индивид не подвержен прямому воздействию ни одной из этих вещей; он просто получает выгоду от обусловленных подкреплений, используемых другими членами культуры, которые пережили его и подвергаются прямому воздействию.

Все это не объясняет того, что мы можем назвать «чистым беспокойством о выживании культуры», хотя этого и не требуется. Как не нужно объяснять происхождение генетической мутации, чтобы раскрыть ее влияние на естественный отбор, так и нам не нужно объяснять происхождение культурной практики, чтобы выявить ее вклад в выживание культуры. Простой факт: культура, по какой-либо причине побуждающая своих членов работать ради своего выживания или ради выживания некоторых практик, скорее всего, выживет. Выживание – это единственная ценность, по которой в итоге она будет оцениваться, и любая способствующая практика по определению имеет ценность для выживания.

Если говорить о том, что любая культура, побуждающая своих членов работать ради выживания по любой причине, имеет больше шансов на выживание и увековечивание этой практики, не очень убедительно, то надо помнить: объяснений мало. Культуры редко порождают чистое стремление к выживанию – стремление, полностью свободное от джингоистических атрибутов, расовых различий, географического положения или институционализированных практик, с которыми обычно отождествляют культуры.

Когда оспариваются чужие блага, особенно блага других объединенных групп, нелегко ответить, указав на отложенные преимущества. Так, правительству бросают вызов, когда граждане отказываются платить налоги, служить в вооруженных силах, участвовать в выборах и так далее. Оно может ответить либо усилением условий, либо отложенными выгодами в отношении поведения, о котором идет речь. Но как ответить на вопрос: «Почему меня должно волновать, выживет ли мое государство или моя форма правления после моей смерти?» Точно так же религиозной организации бросают вызов, когда ее прихожане не ходят в церковь, не делают взносы на ее содержание, не предпринимают политических действий в ее интересах и т. д. Она может ответить, усилив условия или указав на отложенные выгоды. Каков ответ на вопрос: «Почему я должен работать ради долгосрочного выживания моей религии?» Экономической системе бросают вызов, когда не работают продуктивно, и она может ответить, усилив условия или указав на отложенные выгоды. И как ответить на вопрос: «Почему я должен беспокоиться о выживании конкретного вида экономической системы?» Единственный честный ответ, похоже, таков: «Нет никаких веских причин для беспокойства, если ваша культура не убедила вас в этом, и тем хуже для нее».

Еще труднее объяснить действия, направленные на укрепление единой культуры для всего человечества. Pax Romana или Americana, мировая демократия, коммунизм или «католическая» церковь нуждаются в поддержке сильных институтов, но «чистая» мировая культура – нет. Она вряд ли возникнет в результате успешной конкуренции между религиозными, правительственными или экономическими учреждениями. Тем не менее можно назвать множество причин, по которым люди должны заботиться о благе человечества. Все значимые проблемы современного мира носят глобальный характер. Перенаселение, истощение ресурсов, загрязнение окружающей среды, вероятность ядерного холокоста – вот не столь отдаленные последствия нынешнего курса человеческих действий. Но указать на последствия недостаточно. Мы должны создать условия, при которых последствия возымеют эффект. Как мировые культуры