Чувства и душевные состояния по-прежнему главенствуют в дискуссиях о человеческом поведении по многим причинам. Они долгое время заслоняли альтернативы, которые могли бы их заменить. Трудно рассматривать поведение как таковое, не вкладывая в него многое из того, что оно, как считается, выражает. Селективное воздействие окружающей среды оставалось непонятным в силу природы. Для выявления значимости условий подкрепления требуется экспериментальный анализ, а условия остаются почти недоступными для случайного наблюдения. Это легко продемонстрировать. Условия, установленные в лаборатории оперантного научения, часто бывают сложными, и все же проще, чем многие в мире в целом. И все же человеку, не знакомому с лабораторной практикой, трудно понять, что происходит в экспериментальном пространстве. Он видит организм, который ведет себя несколькими простыми способами в присутствии различных стимулов, которые время от времени меняются. Он может видеть случайное подкрепляющее событие – например, появление пищи, которую организм съедает. Все факты очевидны, но случайное наблюдение само по себе редко позволяет выявить условия. Наблюдатель не сможет объяснить, почему организм ведет себя так, как ведет. И, если он не может понять, что видит в упрощенной лабораторной среде, как ожидать от него понимания происходящего в повседневной жизни?

У экспериментатора, конечно, есть дополнительная информация. Он знает кое-что о генетике подопытного, по крайней мере в той степени, в которой изучал других подопытных того же вида. Он знает кое-что о прошлой истории – о предыдущих условиях, которым подвергался организм, о графике лишений и так далее. Но наблюдатель потерпел неудачу не потому, что у него не было дополнительных фактов, а потому, что не смог увидеть, что происходит на его глазах. В эксперименте по оперантному поведению важными данными являются изменения в вероятности ответа, обычно наблюдаемые как изменения в скорости. Однако проследить изменение скорости путем случайного наблюдения трудно, если вообще возможно. Мы плохо приспособлены к тому, чтобы видеть изменения, происходящие в течение достаточно длительных периодов времени. Экспериментатор способен наблюдать их в записях. То, что кажется довольно спорадическим откликом, может оказаться этапом упорядоченного процесса. Экспериментатор знает и о преобладающих условиях (он фактически создал аппарат, который их организует). Если случайный наблюдатель потратит достаточно времени, он обнаружит некоторые условия, но это произойдет только в том случае, если он знает, что искать. Пока условия не организованы и их влияние не изучено в лаборатории, мало кто пытается найти их в повседневной жизни. Именно в этом смысле, как отмечалось в главе 1, экспериментальный анализ делает эффективную интерпретацию человеческого поведения возможной. Он позволяет пренебречь несущественными деталями, какими бы впечатляющими они ни были, и подчеркнуть особенности, которые без помощи анализа были бы отброшены как тривиальные.

(Читатель, возможно, готов отмахнуться от частых ссылок на условия подкрепления как от моды на технический жаргон, но это не просто разговор о старых вещах по-новому. Условия вездесущи; они охватывают классические области намерения и цели, хотя и в гораздо более полезной форме. Они предоставляют альтернативные формулировки так называемых ментальных процессов. Многие детали никогда не рассматривались, и при их обсуждении не используются традиционные термины. Полное значение этой концепции, несомненно, далеко от адекватного признания.)

За интерпретацией скрывается практическое действие. Условия доступны, и по мере того, как мы понимаем отношения между поведением и окружающей средой, мы открываем новые способы изменения поведения. Контуры технологии уже ясны. Задание формулируется как поведение, которое должно быть произведено или изменено, а затем организуются соответствующие условия. Может потребоваться запрограммированная последовательность условий. Технология наиболее успешна там, где поведение можно достаточно легко определить и созданы соответствующие условия – например, в уходе за детьми, в школах, в управлении слабоумными и психически больными людьми, помещенными в стационар. Однако те же принципы применяются при подготовке учебных материалов на всех уровнях образования, в области психотерапии за пределами простого управления, в реабилитации, в управлении промышленностью, в городском проектировании и во многих других областях человеческого поведения. Существует множество разновидностей «модификации поведения» и множество различных формулировок, но все сходятся в главном: поведение можно изменить, поменяв условия, от которых оно зависит.

Такая технология этически нейтральна. Ее может использовать как злодей, так и святой. В подобной технологии нет ничего, что определяло бы ценности, регулирующие ее использование. Однако в данном случае мы имеем дело не просто с практикой, а с проектированием целой культуры, и ее выживание становится ценностью особого рода. Человек может разработать лучший способ воспитания детей, прежде всего чтобы спастись от тех, которые плохо себя ведут. Он может решить проблему, например, став солдафоном. Или новый метод может способствовать благу детей или родителей в целом. Это может потребовать времени и усилий и жертвовать личными подкреплениями, но он предложит и будет использовать его, получив побуждение работать на благо других. Например, получая сильное подкрепление, когда видит, как другие радуются, он будет создавать среду, в которой дети счастливы. Если же культура побудила его проявить интерес к ее выживанию, он может изучить вклад, который люди вносят в свою культуру в результате ранней истории, и разработать лучший метод, чтобы увеличить этот вклад. Те, кто примет данный метод, могут понести некоторые потери в личных подкреплениях.

Те же три вида ценностей можно обнаружить и при разработке иных культурных практик. Учитель может разработать новые способы преподавания, которые облегчают жизнь, или радуют учеников (которые, в свою очередь, подкрепляют его), или делают вероятным, что ученики внесут как можно больший вклад в свою культуру. Промышленник способен разработать систему оплаты труда, которая максимизирует прибыль, или будет работать на благо сотрудников, или наиболее эффективно производить товары, необходимые культуре, с минимальным потреблением ресурсов и загрязнением окружающей среды. Партия власти способна действовать в первую очередь для сохранения власти, или для подкрепления тех, кем управляет (которые, в свою очередь, поддерживают ее у власти), или для продвижения интересов государства, например, путем введения программы жесткой экономии, которая может стоить партии как власти, так и поддержки.

Те же три уровня можно обнаружить в проектировании культуры в целом. Если дизайнер – индивидуалист, он будет проектировать мир, где находится под минимальным воздействием аверсивного контроля и принимает личные блага как высшие ценности. Если он подвержен воздействию соответствующей социальной среды, он будет проектировать на благо других, возможно с потерей личных благ. Если его волнует в первую очередь ценность выживания, он станет проектировать культуру с оглядкой, будет ли та работать.

Когда культура побуждает некоторых членов работать ради ее выживания, что они должны делать? Предвидеть трудности, с которыми столкнется культура. Обычно они лежат далеко в будущем, подробности не всегда ясны. Апокалиптические предсказания имеют долгую историю, лишь недавно