Процесс культурной эволюции, конечно, не закончился бы, существуй только одна культура, как не закончилась бы биологическая эволюция, если бы был лишь один основной вид – предположительно, человек. Некоторые важные условия отбора были бы изменены, а другие устранены, однако мутации по-прежнему возникали бы и проходили отбор, и новые практики продолжали бы развиваться. Не было бы причин говорить о культуре в целом. Было бы ясно: мы имеем дело только с практиками, как и в случае одного вида мы должны иметь дело только с признаками.

Эволюция культуры поднимает определенные вопросы о так называемых ценностях, ответы на которые до конца не найдены. Является ли эволюция культуры «прогрессом»? Какова ее цель? Является ли цель своего рода следствием, совершенно отличным от последствий, реальных или надуманных, которые побуждают людей работать ради выживания культуры?

Может показаться, будто структурный анализ позволяет избежать подобных вопросов. Если мы ограничиваемся только тем, что делают люди, кажется, словно культура развивается, просто проходя через последовательность этапов. Хотя культура может пропустить какой-то этап, можно проследить некий типичный порядок. Структуралист ищет объяснение тому, почему один этап в последовательности следует за другим. Технически это означает, что он пытается объяснить зависимую переменную, не связывая ее с независимыми. Однако факт, что эволюция происходит во времени, предполагает, что время может быть полезной независимой переменной. Как выразился Лесли Уайт: «Эволюцию можно определить как временную последовательность форм: одна вырастает из другой; культура переходит от одной стадии к другой. В этом процессе время является таким же неотъемлемым фактором, как и изменение формы»[55].

О направленном изменении во времени часто говорят как о «развитии». Геологи прослеживают развитие Земли через различные эпохи, а палеонтологи – развитие видов. Психологи отслеживают развитие, скажем, психосексуальной адаптации. Развитие культуры можно проследить по использованию материалов (от камня к бронзе и железу), по способам добывания пищи (от собирательства, охоты и рыбалки к земледелию), по использованию экономической силы (от феодализма к коммерциализму, индустриализму и социализму) и так далее.

Данные факты полезны, но изменения происходят не из-за течения времени, а из-за событий, происходящих в процессе течения времени. Меловой период в геологии появился на определенном этапе развития Земли не из-за заранее определенной фиксированной последовательности, а потому, что предшествующее состояние Земли привело к определенным изменениям. Копыто лошади развилось не по прошествии времени, а потому, что определенные мутации проходили отбор, когда благоприятствовали выживанию в той среде, в которой жила лошадь. Объем словарного запаса ребенка или используемые им грамматические формы зависят не от периода развития, а от вербальных условий, которые сложились в обществе, в котором он находился. Ребенок развивает «концепцию инерции» в определенном возрасте в силу социальных и несоциальных условий подкрепления, которые породили поведение, свидетельствующее о владении концепцией. Условия «развиваются» в той же степени, что и поведение, которое порождают. Если стадии развития следуют друг за другом в определенном порядке, это происходит потому, что одна стадия создает условия, ответственные за следующую. Ребенок должен ходить, прежде чем сможет бегать или прыгать; у него должен быть зачаточный словарный запас, прежде чем он сможет «складывать слова в грамматические схемы»; он должен обладать простыми формами поведения, прежде чем сможет приобрести поведение, свидетельствующее о владении «сложными концепциями».

Те же вопросы возникают и с развитием культуры. Практика собирательства естественным образом предшествует земледелию, но не потому, что это некая необходимая закономерность, а потому, что люди должны как-то выживать (например, собирая пищу), пока не приобретут сельскохозяйственные навыки. Требуемый порядок исторического детерминизма Карла Маркса заключается в условиях. Классовая борьба – это грубый способ представить способы, с помощью которых люди друг друга контролируют. Рост влияния купечества, упадок феодализма и последующее возникновение индустриальной эпохи (за которой, возможно, последует социализм или государство всеобщего благосостояния) во многом зависят от изменений в экономических условиях подкрепления.

Чистый девелопментализм, довольствуясь моделями последовательного изменения структуры, упускает возможность объяснить поведение в терминах генетической и окружающей истории. Он также упускает возможность изменить очередность смены стадий или скорость, с которой они сменяют друг друга. В стандартной среде ребенок может приобретать понятия в обычном порядке, но этот порядок определяется изменяемыми условиями. Аналогично культура способна развиваться через последовательность этапов по мере развития условий, однако можно разработать и другой порядок. Мы не можем изменить возраст Земли или ребенка, но в случае с последним не нужно ждать, пока пройдет время, чтобы изменить то, что происходит во времени.

Концепция развития связывается с так называемыми ценностями, когда направленные изменения рассматриваются как рост. Растущее яблоко проходит через последовательность стадий, и одна из них является лучшей. Мы отвергаем зеленые и гнилые яблоки; хорошее только спелое. По аналогии мы говорим о зрелом человеке и зрелой культуре. Фермер работает, чтобы благополучно довести урожай до зрелости, а родители, учителя и терапевты стремятся вырастить зрелого человека. Изменения в направлении зрелости часто оцениваются как «становление». Если изменения прерываются, мы говорим о задержанном развитии или недоразвитии, которое пытаемся исправить. Если изменения происходят медленно, мы говорим о заторможенности и работаем над ускорением. Однако эти важные ценности становятся бессмысленными (или даже хуже), когда достигается зрелость. Никто не стремится «стать» дряхлым; зрелый человек рад, если его развитие задерживается или затормаживается; с этого момента он не будет возражать против того, чтобы быть отстающим.

Ошибочно полагать, будто любое изменение или развитие – это рост. Современное состояние земной поверхности не является зрелым или незрелым; лошадь, насколько нам известно, не достигла окончательной и, предположительно, оптимальной стадии эволюционного развития. Если кажется, что язык ребенка растет, как эмбрион, это только потому, что не учтены условия окружающей среды. У одичавшего ребенка нет языка[56] не потому, что изоляция помешала какому-то процессу роста, а потому, что он не подвергался воздействию вербального сообщества. У нас нет причин называть какую-либо культуру зрелой в том смысле, что дальнейший рост маловероятен или обязательно будет своего рода деградацией. Мы называем некоторые культуры неразвитыми или незрелыми в отличие от других, которые называем «развитыми», но подразумевать, что какое-либо государство, религия или экономическая система зрелые, – это грубая форма джингоизма.

Основное возражение против метафоры роста при рассмотрении развития индивида или эволюции культуры заключается в том, что она подразумевает конечное состояние, не имеющее функции. Мы говорим, что организм растет к зрелости или чтобы достичь зрелости. Зрелость становится целью, а прогресс – движением к цели. Цель – это буквально конечная точка, конец чего-то, например бега. Она не оказывает никакого влияния на бег, кроме завершения. Слово используется в этом относительно бессодержательном смысле, когда мы говорим,