А когда опомнилась, то ногтями вцепилась в его руки и попыталась оттолкнуть.

– Я сниму свое ханьфу, – терпеливо произнес ненавистный мне субъект. А я не сразу осмыслила сказанное.

– А… – запоздалое понимание наконец достигло мое напуганное сознание, и я растерянно разжала пальцы. – Извини.

На что Шан мне не ответил. Рискнула поднять взгляд и поняла, что меня или не простили, или просто разозлились пуще прежнего. Потому что скулы его были плотно стиснуты от напряжения.

Еще через несколько секунд он наконец снял с меня пояс и помог освободиться от безразмерного шелкового халата. После чего отступил и отвернулся.

И снова настала звенящая тишина, в которой я отчетливо слышала бешенное биение сердца. Моего сердца.

М-да, думала, я давно уже пережила и забыла тот ужас и боль, которые сидели во мне столько времени, не позволяя как следует сблизиться ни с одним мужчиной на планете. Ан нет. Память услужливо напоминала о чудовищном поступке нескольких подростков.

– Сядь поешь, – услышала я приказ Шана. А когда опомнилась и посмотрела в его сторону, с удивлением заметила, что он уже вновь сидит за своим столиком в лиловом-лиловом ханьфу. – Ты наверняка голодна.

Вообще хотела бы ответить ему, что в такой момент у меня и кусок в горло не полезет. Но нет, он оказался прав. Пустой желудок не даст соврать.

– Хорошо…

Послушно прошла и села рядом, стараясь поскорее забыть про постыдный момент слабости, обусловленный давней моральной травмой, главная проблема которой была в том, что я решила ее замолчать. Ни сразу после происшествия никому ни о чем не рассказала, ни спустя столько времени… я так и не смогла и слово выжать из себя на сеансе у психолога. Три раза я порывалась это сделать и три раза молча сидела и лила слезы перед разными специалистами из разных клиник. В итоге решила не жалеть себя, а доказать всему миру, что я не такая слабая, как могло бы показаться на первый взгляд.

Нет, я не стала бодибилдершей и не тягала гантели в спортзале, не записывалась на карате и не ходила на стрельбище. Я поступила лучше. Я приобрела административный ресурс и деньги, чтобы, во-первых, обезопасить себя с их помощью, во-вторых, получить реальную власть над людьми. Которая, впрочем, сыграла со мной злую шутку.

– Невкусно? – поинтересовался и-Дан.

Оказалось, снова я задумалась, потому что в этот раз заметила протянутую мне стопку с каким-то мутным белым напитком.

Заметив мой вопросительный взгляд, генерал спокойно пояснил:

– Это рисовое вино. Улучшает аппетит.

– А, да, спасибо.

Взяла в руки скорее фарфоровую чашечку, чем стопочку в нашем понимании. И с интересом повертела ее перед глазами. Мутная жидкость цвет не поменяла, как и консистенцию. Понюхала. Кисловато-пряный аромат отвращения не вызывал. Немного отпила и почувствовала легкое тепло, волнами разливающееся по телу.

– Приятный вкус. – Я кивнула и поставила вино обратно на столик.

– Тогда ешь. – Шан кивнул на мою рыбу и повернулся к своей тарелке с рисом. – Правда, лакедру лучше есть или в сыром виде, или горячей. Но выбора у тебя нет.

Вздохнула с улыбкой, отчетливо понимая, что таким вот образом он старался меня отвлечь от неприятных воспоминаний. Вначале подхватила палочки, а после плюнула на эту затею и взяла металлическую ложку и завидным усердием принялась за еду. Не хочу, чтобы он думал, будто я специально перед ним манерничаю, а даже наоборот, повела себя как маленькая свинка, поглощающая еду с астрономической скоростью.

Нет, конечно, я не давилась и долго жевала, но за лицом явно не следила, как и за генералом, который временно перестал для меня существовать, потому что рыба была действительно божественной даже в остывшем виде. Пальчики оближешь!

И все равно, несмотря на это, Шан-и-Дан встал изо стола первый.

– Последнее, – спросил он, глядя на меня сверху вниз. – Ты не знала, какое именно значение у надетого на тебе платья, пока я тебе об этом не сказал?

– Нет, не знала.

Тверже, чем сейчас, мой голос звучал лишь несколько раз в жизни.

Генерал покачал головой и со вздохом признался:

– В тебе так много противоречий, что я в полном замешательстве. Ты хорошо знаешь наш язык и говоришь чисто, грамотно и без акцента, но абсолютно не знаешь наших традиций и действительно ведешь себя как дева не от мира сего. В этой связи у меня есть два предположения. Или ты ненамеренно подыгрываешь врагу, который расставил на меня сети, или все-таки что-то замышляешь, но я пока не пойму что. Ни один твой поступок не укладывается в координатной плоскости моих умозаключений. Однако знай. Даже если по истечению месяца ты мне все расскажешь и у меня появится хоть малейший повод тебя казнить, я сделаю это без колебаний. Но на этот раз все-таки поверю тебе и накажу служанку.

Хорошо, что к завершению его речи я успела проглотить остатки еды и сидела, вслушивалась в его голос, даже не поворачивая головы. Иначе точно бы поперхнулась.

А я-то наивно подумала, что он меня понял и смягчился, что ли? Не знаю, почему сделала этот вывод? Может быть, его вкрадчивое: «Я все понял, не продолжай», ввело меня в заблуждение? Или все дело в разительном контрасте в его поведении во время приватного обеда?

Не знаю, ничего не знаю. Впервые мне было сложно понять себя саму и свое отношение к Шану. Возможно, все дело в неоднозначном положении, в которое я попала. В том, что вынуждена стать служанкой, взять на себя обязанности, в которых не сильна, и еще, вишенкой на торте, я пока не решила вопрос с купидоновской магией, но при этом есть все основания полагать, что Руфи преуспел в поисках решения больше меня. Иначе откуда такое идиотское слепое обожание ко мне со стороны Ютана? Да и неплохо бы придумать план действий, в конце-то концов.

Первое: найти одну вредную пузатую мелочь, которая, видимо, уже меня подставила. Допросить. А дальше действовать по обстоятельствам. Что-то мне подсказывало, что задача искать бумажки, мешающие колдовать, отвалится сама собой.

И правда? Почему бы не попробовать