Брат и сестра Казаковы… Близнецы, тридцать восемь лет, москвичи. Не в браке, и никаких сведений о совместном проживании с кем-либо. Потеряли обоих родителей в возрасте тринадцати лет, воспитывались тёткой, сестрой отца. Когда Сергей и Агния окончили школу, им как раз исполнилось восемнадцать, и с этого момента тётка из их жизни исчезла. Брат отправился в армию по контракту, сестра пошла работать. Из армии Сергей вернулся с квалификацией повара, устроился на работу и отправил сестру учиться. Через пять лет, когда Агния окончила институт, учиться пошёл Сергей. Правда, не в институт, а на высшие поварские курсы для магов. Дальше Казаковы работали в разных ресторанах, пока три года назад не открыли своё дело.

– Вроде дорожка ровная, никаких ухабов, – Алекс вывел на экран снимки. – Тётка куда-то делась, ну так, может быть, умерла? Или из дому выгнала? Правда, то, что после школы не учиться оба пошли, а деньги зарабатывать, наводит на размышления, ну, так мало ли какие бывают обстоятельства? Так, а где девушка работала, пока Сергей служил? – он вернулся к нужной странице досье, но никакой информации об этом не нашёл. – Странно… Ладно, надо выяснить.

И новая пометка появилась на станице блокнота.

Сомелье Лариса Новикова. Интересная фигура, неожиданная. Женщины-сомелье вообще встречаются не часто, а Лариса ещё и переквалифицировалась из инженеров.

– Вот так вот ты в сорок лет проснулась и решила: не желаю быть инженером-гидротехником, а желаю быть владычицей морскою, – на снимок коротко стриженой блондинки Алекс смотрел с особым интересом. – То есть, в нашем случае, специалистом по винам. Как пожелала, так и сделала, молодец, Лариса Николаевна! И что же тебя привело к этому решению? Так, десять лет назад… Ого! Не просто рядовой служащий, а заместитель главного инженера Московского департамента водоснабжения попросила отставки. И почему?

Верещагин переключил изображение на следующую страницу, прочитал и невольно отвёл глаза. Ему стало неудобно, словно он подсмотрел болезненную, невыносимую, тщательно спрятанную тайну. В две тысячи сто семьдесят девятом году, десять лет назад, погиб единственный сын Ларисы Новиковой. Пятнадцатилетний маг, подававший большие надежды, не справился со стихией и полностью выгорел, настолько, что так и не пришёл в себя. Через два месяца Лариса развелась с мужем, а потом сменила работу.

Сжав кристалл, Алекс отключил просмотр досье и убрал амулет в свою сумку.

– Ладно, – пробормотал он. – В конце-то концов… Собираться пора, вот что. Нас ждёт сыроварня, и Тёмный меня побери, если я себе представляю, что это такое!

Экскурсантов оказалось неожиданно много: пассажиры яхты, журналисты, представители города Рыбинска… Хозяйка сыроварни, Елена, что-то бормотала, всплескивала руками, пересчитывала бахилы, халаты и специальные шапочки, но, в конце концов, всё устроилось. Посетителей разделили на две группы, и одну повели в цех, отделённый от торгового зала стеклянной стеной, а вторую рассадили за столиками в кафе и начали дегустацию. Супруги Спелетти отправились за стекло с первой группой, и Алексу пришлось, извернувшись ужом, попасть туда же. Лиза осталась в зале, с журналистами. Впрочем, она сегодня с Верещагиным даже и не разговаривала, только помахала издали рукой. Он прислушался к себе, стараясь почувствовать огорчение или разочарование, но ничего такого не было. Ну, не поздоровалась… Чужие, в общем, люди.

– И в самом деле, чужие, – пробормотал Алекс себе под нос, и выкинул из головы так и не случившийся роман.

Делом надо заниматься!

Лацийские сыровары, надо заметить, тоже не вели себя, как люди близкие. Даже встали поодаль, пока Елена рассказывала о технологиях и разновидностях сыра, показывала, как нарезается молочный сгусток, как после вымешивания он превращается в сырное тесто… В четырёх больших, литров по двести, металлических чанах размеренно крутились мешалки, за следующей стеклянной стеной двое мужчин переворачивали сырные головы – словом, работа шла, не останавливаясь ни на секунду. Джакомо Спелетти кивал, задавал вопросы, даже спросил разрешения попробовать сырное тесто. Ему позволили, и он долго мял зачерпнутую горсть белых мелких зёрен, пробовал на вкус и что-то снова спрашивал у Елены. Его жена отрешённо смотрела на вращающиеся лопасти, и у Верещагина возникло чувство, что мыслями она где-то далеко от этого цеха, от мужа, от города Рыбинска.

Ему казалось, что экскурсия продолжается уже лет двести, и вообще их не выпустят их этого стерильного помещения никогда. Украдкой взглянув на часы, Алекс посмеялся над собой: двенадцать минут. Да вроде бы и рассказ подходит к концу…

Столики в кафе были на четверых, и рассаживались, кто как хотел. Чета Спелетти села отдельно от всех, и Джакомо немедленно стал вполголоса что-то выговаривать жене. Мария опустила голову и слушала, потом коротко взглянула на мужа. Алекс, сидевший за соседним столиком, поразился: такая ненависть сверкнула в её глазах. Владимир устроился с ним рядом, проследил взгляд и поднял брови.

– Это по делу, или просто смотришь, куда взгляд упал? – спросил он.

– Пока не знаю. Вечером постараюсь отчитаться.

Другие подозреваемые тоже оставались в поле его зрения. Лариса Новикова в данный момент, склонив голову, слушала ту же самую лекцию в цехе, за стеклянной стеной. Брат и сестра Казаковы сели за столик с ещё двумя поварами, и вся компания весело над чем-то смеялась.

От наблюдений его отвлёк Сошников.

– Вообще говоря, мы с шефом не знаем, что делать, – сказал он неожиданно.

– В смысле? – не понял Алекс.

– Было у нас в программе два ресторанных критика, не осталось ни одного, – грустно усмехнулся его приятель. – Я писать умею только рапорты, Пархомов тоже не по этой части. Приглашать кого-то нового? Брать из журналистов, которые с нами едут, не хотелось бы, склоки пойдут…

– Договорись, чтобы писали под псевдонимом, – Верещагин пожал плечами. – Есть у меня знакомая, так в журнале, где эта дама работает, половину текстов пишет она, просто подписывается то Макаром Девушкиным, то Ефимом Наппельбаумом, то Дарьей Косой.

– И то правда… – Сошников уставился на группку журналистов с таким хищным интересом, что один из них, высокий, худой, наголо бритый, заозирался, почувствовав взгляд.

С громким звуком отодвинулся стул. Мария Спелетти встала и подошла к витрине с сырами. Склонившись над стеклом, она изучала выставленные там головки. Сбоку было видно, что лицо женщины покраснело – не то от сдерживаемого гнева, не то от подкативших слёз.

Наконец вторая группа вырвалась из сырного цеха, все поднялись и засобирались. Возможно, хозяйка сыроварни надеялась на массовые покупки, но почти никто этого делать не стал. Резонно, в общем-то – впереди ещё пять или шесть дней круиза, куда девать купленное? Сыр – продукт нежный, ему условия нужны…

В центр города