видела, как он изменился в лице, когда мне выпал шанс увидеть его утром. И точно такое же выражение лица у него прямо сейчас. – Что это?

– Поцелуй смерти, но, к сожалению, не моей, – отвечает он, закрывая глаза.

Глава 17

Аннабель

Я захожу домой, и страх по поводу возможного гнева отца нарастает. К нему присоединяется волнение из-за слов Леви. Всю оставшуюся дорогу до дома они не выходили у меня из головы. Что, черт возьми, он пережил? Мне не так много известно про смерть его мамы. И нужно быть слепым, чтобы не заметить, как он тоскует по ней. Но почему у меня такое ощущение, что за этим скрывается что-то большее? Я знаю лишь тот факт, что Оливия Кеннет, мама Леви, попала в аварию. Знаю день ее смерти. Знаю, что Леви больше не был прежним. Знаю, что около их дома больше никогда не росли цветы. И я понимаю, что потеря близкого человека может сбить нас с ног на долгое время, однако складывается ощущение, что Леви даже не пытается подняться.

Я иду по коридору, и в дверном проеме кухни появляется силуэт, скрытый в тени. Моя кровь стынет в жилах.

– Как дела в школе, Аннабель? – Бас отца разносится по всему первому этажу дома, заставляя мою кожу покрыться мурашками.

– Я не была в школе, папа, – тихо говорю я, пытаясь не выдавать своего волнения. Чистая правда. Возможно, она станет моим спасением. Только вся драма в том, что правда давно не является моим спасательным кругом.

– Ой, как мило с твоей стороны не врать своему любимому папе.

Любимому папе. Этот человек даже не допускает мысли, что может быть нелюбим. Хотя я думаю о том, что он меня не любит, каждый божий день.

– Нет смысла врать. Ты меня не этому учил.

– Верно, ведь я учил тебя слушаться меня! – С каждым словом тембр его голоса повышается. Он становится едким, как кислота, разъедающая меня изнутри. – Но почему-то моя дочь решила наплевать на это, поставив себя и свои желания на первое место. Эгоистка. Мне смешно наблюдать за тем, как какой-то парень с золотой ложкой во рту подвозит тебя до дома. Думаешь, ты достойна его? – Он усмехается. – Открой глаза, Аннабель. Ты будешь никому не нужна, если продолжишь так относиться к жизни. Кто по-настоящему заинтересуется глупой девушкой, не стремящейся к успеху? Такие люди, как он и его отец, не выбирают себе в пару неудачниц. И я не собираюсь потом стоять и краснеть за то, что моя дочь недостаточно хороша для них.

Вот оно. Впервые с его губ слетело это признание.

Раньше это всегда относилось к моим поступкам: ты недостаточно хорошо выучила, приготовила, позанималась, улыбнулась, похудела, причесалась, оделась. Но никогда прежде он не говорил это в том смысле, что я недостаточно хороша как личность.

– А для тебя? – хрипло спрашиваю я. – Для тебя меня достаточно? – Мне приходится бороться со слезами, чтобы они не стали еще одним спусковым крючком.

– Для меня ты просто дочь, но не единственная. – Он пронзает меня взглядом, когда я сползаю по стене не в силах сдержать этот удар. Черт, это больно. Сколько бы раз я ни подготавливала себя к тому, что он обесценивает меня, каждый раз это бьет в солнечное сплетение, забирая воздух.

– Майк, что ты такое говоришь? – произносит мама из-за его спины. Видимо, она услышала шум и спустилась. – Они обе наши дочери, обе равные. Приди в себя, черт возьми. – Впервые слышу, чтобы мама повышала голос на папу.

– Виктория, я бы советовал тебе не лезть. – Папа сужает глаза, смотря на нее.

– Иначе что? Скажешь, что у тебя есть еще одна жена?

– Что ты несешь? – кричит он на маму.

– Мама, не нужно. Все хорошо, – говорю я, задыхаясь.

– Нет, детка, поднимайся наверх. Я разберусь, – мягко обращается ко мне мама.

И мне действительно хочется уйти, но я знаю, что это еще не конец. Если он захочет, то продолжит это и в моей комнате. Папа достанет меня из-под земли, если ему потребуется. Договориться с ним невозможно. Чем больше ты пытаешься что-то доказать, тем больше загоняешь себя в угол, теряясь в темноте собственной вины и ничтожности. Он нетерпим к мнению, отличающемуся от его. Если он решил, что ты недостоин, то его уже ничто не переубедит. Можно подарить ему свое сердце, а он скажет, что оно недостаточно быстро бьется ради него.

– Она никуда не пойдет, пока я не договорю с ней!

У меня звенит в ушах оттого, как громко его голос звучит в моей голове, заглушая все мысли. Он вытесняет все, на что я могу отвлечься, чтобы прийти в себя.

– Хорошо, не пойду, – соглашаюсь я, вытирая слезы.

– Прекрати плакать! Твои слезы никому не нужны, особенно мне. Моя дочь не может быть такой слабой, – рычит папа.

– Майк! – Мама пытается обратить его внимание на себя.

– Хорошо, прости, не буду. Я уже успокоилась. Видишь, никаких слез. – Я провожу руками по щекам, чтобы показать ему сухие ладони. Но моя ложь утопает в океане рыданий, вырывающихся из меня.

– Я предупреждал тебя. – Он приближается и склоняется надо мной. – Много раз говорил не испытывать мое терпение. – Его лицо в нескольких сантиметрах от моего. – Но ты все время делаешь по-своему. Упрямая и лживая. Мне стыдно за тебя.

Он вырывает мою сумку из рук, выворачивая все содержимое на пол.

– Аннабель, уходи. Майк, пожалуйста, прекрати это. Ты видишь, что вы оба уже не в себе. Давайте потом все спокойно выясним.

Как бы мама ни старалась, этот шторм уже не остановить. Да и ее попытки едва ли можно назвать успешными. Но я знаю, что это максимум, на который она способна, и поэтому не злюсь. Мы все в этом водовороте, и никто из нас не может найти выход.

– Ты думаешь, что умнее меня? – Папа усмехается мне в лицо. – Посмотрим.

С этими словам он поднимает мое боди и разрывает его на части.

– Нет! – Меня не успокаивает мысль, что у меня есть еще несколько. Потому что я знаю, что папа доберется и до них. Уничтожит все, чтобы сделать мне больно и поглотить весь свет, чтобы заполнить свою темноту.

Папа берет балетную юбку и делает то же самое. А затем мое сердце буквально останавливается, я ничего не слышу. Ни криков мамы, ни того, что говорит отец, потому что он берет в руки единственное, чего у меня больше нет. Пуанты. Я не моргаю, наблюдая, как падают