Не на магараджу — на себя надо злиться! Сейчас больше всегоон почему-то тревожился, как бы индусы не сочли его слабаком. А потому Василийуспокоился только тогда, когда на веранде, нависшей над пропастью, на той самойверанде, на которую выходить, помнится, было запрещено, пробегал не менеечетверти часа, вдыхая опьяняющий аромат тубероз, меряясь взором со звездами,готовый в любую минуту наступить на клубок змей, встретиться с тигром илеопардом одновременно, а также поймать в воздухе пучок вражеских стрел,прилетевших из темной глубины далеких джунглей.

Василию казалось, что хуже, чем в эту ночь, он не спалникогда в жизни. По-настоящему он забылся уже под утро, когда небо просветлелои косматое пылающее солнце вот-вот готово было выскочить, разгуляться понебесному синему простору. И только-только освежил сон утомленную голову,только-только утихомирил буйствующее тело, только-только увез на своей легкойлодочке в какую-то сказочную страну, сплошь населенную прекрасными нагимиженщинами с загадочно мерцающими серебристо-серыми очами, как чей-то назойливыйголос по-птичьи зачирикал над ложем, возвещая, что руси-радже Васиште поравставать, потому что властелин Такура («Да продлятся его благословенные дни, даодарят его боги всеми благами!») уже поджидает своих гостей.

Первым желанием Василия было отправить сегочеловекообразного петуха прямиком к его хозяину да попросить передать: пусть онвалится ко всем своим туземным чертям, и ежели у него бессонница, то это незначит, что у всех прочих — тоже. По счастью, он успел поймать наперченноеприветствие на самом кончике языка. Не иначе тот самый русский бог, которыйживым и здоровым провел его через все сражения, не оставил и на сей раз своимпопечением! Довольно он вчера накуролесил перед магараджей; вдобавок ночьюотринул его весьма щедрый дар. Никак нельзя и нынешний день начать снеучтивости! Поэтому он со скрежетом зубовным сполз со своего обширного ложа ипобрел омываться и одеваться.

После завтрака, поданного в его комнату, Василия проводиливо двор, где он увидел Реджинальда и магараджу, сидевших верхом на такихвеликолепных скакунах, что у Василия горло пересохло от зависти. Впрочем, егототчас же отпустило, потому что слуга держал под уздцы третьего, столь жепревосходного жеребца, явно предназначенного для руси-раджи, и когда Василийоказался в седле и ощутил игривую мощь чудесного умного животного, предался егостремительной иноходи и понял, что способен обогнать ветер, он несколькопримирился с жизнью и даже забыл, как не выспался, как болит голова. К тому жепо опыту он знал, что ничто лучше хорошей рыси не усмиряет плоть — вот он иусмирял ее часа два, обо всем на свете позабыв, пока какой-то отчаянный малыйне кинулся чуть ли не под копыта его коню и не заставил Василия заметить знаки,которые подавали ему Реджинальд, магараджа и его свита, уже отчаявшиесяпривлечь внимание бешеного русского.

Василий подъехал к ним с такой широкой, счастливейшейулыбкой, что с лица Реджинальда мгновенно сползло озабоченное выражение (дляистинного джентльмена вопросы этикета всегда на первом месте!), а магараджаулыбнулся столь же ослепительно и объявил, что нынче — праздникжертвоприношения в честь Кали, богини смерти, которую необходимо постоянноумилосердствовать, чтобы она не ополчалась на род людской, и по этому случаю гостямпредстоит зреть два великолепных действа. Через три часа после полуночи, в тупору, когда жертвенный нож Кали особенно обильно орошается кровью, произойдетогненное представление, по-европейски называемое фейерверк, причем магараджаобещал послать слуг к гостям, чтобы те ни в коем случае не проспали и неупустили ни малой малости из великолепного зрелища.

Но это — ночью. А днем белые сагибы увидят… увидят нечто-нибудь, а казнь слоном!

Какое-то время и Василий, и Реджинальд тупо смотрели нахозяина, затем переглянулись. Не сказать, что их так уж пугало зрелище смерти:все-таки оба прошли кровопролитнейшую войну, видели и казни — расстрелывражеских лазутчиков, захваченных дезертиров, например… Но у обоих как-то неукладывалось в голове, что организованное убийство может быть экзотическимзрелищем! Оба мечтали об охоте на тигров — по всем туземным обычаям, со слонов,на которых сидят стрелки, а перед ними цепью идут загонщики, криками вспугиваюттигра, перегоняют его с места на место и в конце концов доводят до такойбезумной, лютой ярости, что он забывает о страхе, об инстинкте самосохранения ибросается на людей.

Вот это, понятное дело, развлечение! А наблюдать заубийством… вдобавок казнью слоном… Что, слон будет топтать какого-то бедолагу,что ли?

Лишь вообразив это, Василий ощутил, как остатки завтракаподкатили к горлу, и совсем уже собрался заявить: «Нет уж, увольте, слугапокорный!» Судя по выражению лица Реджинальда, раджа-инглиш испытывал сходныеощущения и готов был произнести то же самое. Однако магарадже Такура нельзябыло отказать в наблюдательности! Заметив нескрываемое отвращение на лицахсвоих гостей, он сделал сладкую, как мед, улыбочку и нежнейшим голоском заявил,что казнь сия — необходимое жертвоприношение Кали, без этого просто-такипраздник не в праздник! И вообще — эта богиня не из тех, кто стерпитнепочтительное к себе отношение. Можно называть Кали ужасной, кровожадной,черной, однако с ней никто не рискует ссориться. Все-таки супруга самогоШивы-разрушителя!.. И магараджа уже несколько дней находился в великойрастерянности, поскольку совершенно не представлял, кого из своих верных слугпринужден будет казнить. Все-таки смерть, даже в умилостивление богини, длячеловека наказание, а никого из слуг не за что, ну совершенно не за что былонаказывать! Магараджа, дескать, уже совсем было решился метать жребий,предоставив право выбора самой Кали, вернее, ее жрецам, как вдруг вчерашнийдень даровал разрешение мучительного вопроса. Жертва найдена!

— Вчерашний день? — переспросил, недоумевая, Реджинальд. —Что же произошло вчера?

Магараджа укоризненно покачал головой.

— О мой дорогой, несравненный друг! — проворковал он. —Неужели вы забыли?.. Нет, я не корю вас, я завидую: молодость обильнавпечатлениями, и новые естественным образом заслоняют старые. И все-таки…спросите у вашего русского друга, и он скажет, что оплошность, подобнаявчерашней, не должна была остаться безнаказанной. По вине моего садовника едване погибла одна из прекраснейших женщин, которую когда-либо зрели стены моегодворца, а посему…

— Несуразица какая! — вспылил Василий. — При чем тут вашсадовник?! Не он же, в конце концов, укусил Варень… я хотел сказать, мэм-сагиб…ну, словом, мисс Барбару. Поди, и раньше в ваш цветник заползали змеи — тут ихвообще хоть пруд пруди, разве убережешься?!

Широкая улыбка магараджи стала еще шире и как бы дажепревзошла пределы, отпущенные природою.