Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он наблюдал за ней постоянно, пытаясь выяснить, что она скрывает. Зачем она здесь? И кто она такая на самом деле? Девица с цветом волос истинной патрицианки и с пикантной родинкой над губой.
Хруст яблока вырвал его из задумчивой сосредоточенности, с которой он рисовал. Райно поднял взгляд и увидел, что гадалка пристроилась на подлокотнике кресла и уплетает яблоко, точно как и в прошлый раз. А яблоки в его кабинете были раздражающим фактором. Как и восседание на подлокотнике кресла. Как и всё, что происходило без его разрешения. Как и всё, что было связано с ней.
— Разве обед был недостаточно сытным? — спросил он сдержанно.
— Более чем. Даже слишком, я бы сказала, — пожала плечом девица и откусила ещё кусочек.
— Тогда почему вы всё время грызёте яблоки, как какой-то кролик?
— Мама меня научила. Яблоки освежают дыхание и от них зубы белые, — ответила гадалка, махнув пальцами, будто веером, на уровне рта.
Райно ничего не ответил и снова вернулся к рисунку. В его голове как-то не укладывалось, что цверрская гадалка может думать о белизне зубов и свежем дыхании. Те старухи с картами, что попадались на его пути, все как одна, обладали жёлто-коричневыми зубами из-за табака, который они курили и жевали повсеместно. Её научила мать? Вот уж тут точно кроется какая-то ложь…
И сделав мысленную заметку о том, что это нужно прояснить, он сосредоточился на рисунке.
Когда изображение было готово, он повернул к Дамиане лист и спросил:
— Что ещё я упустил?
Её глаза вспыхнули, и она воскликнула с вполне искренним восхищением:
— О-ля-ля! Святая Лючия! Да вы просто мастер! — она встала и подошла ближе, положив огрызок яблока на край стола, взяла листок из его рук и принялась разглядывать изображение.
Райно покосился на огрызок и подумал раздражённо, что, наверное, в следующий раз стоит попросить монну Джованну принести сюда какое-то блюдо. Иначе всё здесь скоро будет в этих огрызках.
Гадалка некоторое время вглядывалась в изображение, а потом присела на край стола и, закрыв глаза, произнесла, рисуя пальцами по воздухе, будто обводя невидимые контуры:
— Кроме рук ещё нос, я видела его нос! Крючковатый слегка, но при этом большой. Загнутый вниз. С горбинкой такой, как клюв у птицы, — она попыталась показать это на пальцах. — И воротник поднят. Шляпа с прямыми полями… Обычная, как у рыбака… Ещё пуговица на рукаве… Костяная, квадратная, с четырьмя дырками, наполовину чёрная, а на манжете стежки… Нитки грубые, рыжие, стежки очень крупные, и пятна по краю ткани, как подпалины, будто обгорела ткань. А на запястье браслет, кожаный с серебром, плетёный… И спичка! — воскликнула она и открыла глаза, глядя на Райно так, будто нашла горшок золота. — Толстая, длинная спичка, как для розжига каминов! Я такие видела в доме у синьора Долматти! Это ведь дорогие спички? Да? И откуда у человека в рыбацкой шляпе могут быть дорогие спички?!
Райно смотрел на неё и не мог понять — как ей это удаётся? Она говорила настолько искренне, что он едва не поверил.
— Вы говорите так, будто и в самом деле всё это видели! — ответил он, чувствуя глухое раздражение оттого, что ему так трудно оставаться беспристрастным, и никак не получается прекратить этот нелепый фарс.
— О, Святая Лючия! Да я и в самом деле это видела! Вы что же, решили, что я это на ходу придумала?! Делать мне больше нечего! — воскликнула гадалка возмущённо. — Ещё и в обморок упала, да?
— Шестьсот дукатов вполне достаточная причина для того, чтобы придумывать на ходу, — усмехнулся Райно. — И даже для того, чтобы упасть в обморок.
— Вы меня бесите, — она пожала плечами, как-то резко став спокойной и холодной, и протянула рисунок обратно, — можете не верить, дело ваше. Главное, платите. Хотя, если вам не нужны мои услуги, к чему всё это? Ванная? Платье? Обед?
Она смотрела на него внимательно, ожидая ответа.
— И как выглядел этот браслет? — спросил Райно, пропустив мимо ушей её вопросы, и снова взялся за карандаш. — И где были стежки? Покажите…
Он всё равно выведет её на чистую воду. Однажды она забудется, почувствует себя в безопасности… Все когда-нибудь ошибаются. Даже Вероника ошиблась, а уж она была актрисой высочайшего класса.
Райно заметил, как гадалка вдохнула поглубже, усмиряя гнев, а затем она наклонилась над столом и показала пальцем на рисунке:
— Здесь. И здесь. Манжет как будто слишком длинный был, потому и закрывал руку. Может, просто плащ с чужого плеча…
Она наклонилась слишком близко, и даже как-то откровенно. Или ему так показалось? Хотя всё равно так не пристало вести себя синьоре… Хотя она и не синьора… Но таких вольностей себе не позволяли даже служанки в богатых домах. Разве что куртизанки…
А куртизанок Райно не любил. Вообще не любил такую породу женщин, неглупых и даже совсем наоборот, которые мастерски используют свой ум, чтобы получать от мужчин деньги. Они красивы, умны, умеют вести интеллектуальные беседы и играть на инструментах. С ними можно обсудить новый налог на торговые суда и перспективы войны за Арцианский пролив, цены на фарфор и строительство второго волнореза, но он-то понимает, что их заинтересованность, их комплименты и радость на лицах, их нежность и даже смех — всё это ненастоящее. Всё это — просто работа. Их работа — изображать любовь. Их любовь — это театр. И не более того.
Чем лучше они умеют играть, тем больше им платят.
Хотя многие из них и мечтали о том, чтобы стать настоящей синьорой делла Скала, но женщины, для которых любовь — это ложь, а ложь — это профессия, никогда не привлекали его внимания.
А эта сумела привлечь. И Райно не понимал, почему же он испытывает странную смесь раздражения и любопытства, когда дело касается этой монны Росси. Словно хочет поймать за хвост ускользающую птицу, хочет доказать, что она такая же, как и все они — лгунья. А птица всё никак не даёт себя поймать. И это злит и распаляет желание добиться своего.
Её пальцы коснулись бумаги, указывая, где располагались стежки, а где браслет, и Райно внутренним взором художника отметил, что руки у гадалки красивые. И совсем не похожи на руки девиц её сословия, к примеру, торговок или прачек с моста Понте-дель-Кавалло, которые он любил рисовать в юности, когда учился у великого маэстро Луиджи. У тех руки мясистые, красные от холодной воды, грубые. С толстыми пальцами и крепкими предплечьями. А у этой пальцы длинные и изящные, запястья тонкие, а светлая кожа на фоне серо-голубой ткани рукава кажется ещё светлее.
Необычные руки для цверры из гетто…
Необычные волосы…
Необычные привычки…
И говорит она, то как типичная гадалка из гетто, то почти как синьора…
Из аляповатого цверрского наряда она вышла словно бабочка из кокона, и когда появилась сегодня в гостиной, Райно едва узнал её в этом серо-голубом платье, что подобрала монна Джованна. Без всей этой цверрской мишуры, бус и колец, она выглядела иначе, совсем как девушка из семьи патрициев. Очень привлекательная девушка…