Таз примостился на стульчик.

Осляпкина подхватила скрученный гусеничкой халат, ловко встряхнула его и закинула на веревку, тут же прихвативши парой прищепок.

– …а она мне… не пьет и не бьет… положительный… – она поджала накрашенные темно-вишневого колера помадой губы. – Аж тошно… Мишанька!

Громовой ее голос заставил очнуться собачонку, мирно дремавшую подле узорчатой будочки, вспугнул пару ворон и соседку, что делала вид, будто вовсе даже не послушает, а просто сгорбилась подле забора. Травку там разглядывая.

– А надо, чтобы бил? – уточнила Калерия, которая давно уже поняла, что в целом люди существа до крайности сложные и нелогичные.

Взять того же Ваську.

В любви клялся.

Жениться обещался. А сам на другой. И ладно бы на том все и закончилось. Вздумал же после еще Калерию попрекать, что она за Ингвара пошла, любовь их предавши. И выходило, что ему жениться так можно, а Калерии до конца своей жизни по любви страдать надобно.

– А как иначе? – начерненные брови грозно сошлись над переносицей. – Мишка!

Она подхватила очередную гусеничку, которая распрямилась в простыночку с вышитым краем, и горестно вздохнув, пожаловалась:

– Я уж чего только не делала, и пилила, и попрекала… и похмеляться не давала… а он только смотрит своими глазищами да лепечет непонятное, что люблю. Мне уж и перед людями стыдно-то! Вон, сами погляньте, у Маньки фонарь такой, что глаз не видит. Галька вечно за ребра держится. А я одна, как дура, с цветами.

– И чем плохо цветы?

– Ничем, – потупилась Осляпкина, развешивая белье. Двигалась она, несмотря на немалые объемы свои, легко и грациозно. – Но… это ж не серьезно!

– А вы говорить пробовали?

Странная картина чужого семейного счастья никак не желала уложиться в голове. Осляпкина рукой махнула.

– Пробовала. Он только и лепечет, что никак не возможно… вот… уйду.

Это она произнесла с тою решительностью, что выдавала немалые сердечные муки.

– Люблю его, негодящего, только все одно… уйду… Мишанька! – этот крик заставил собаку вяло брехнуть, вороны перебрались на крышу домишки, устроившись за резным коньком, а соседка на всякий случай от забора попятилась, но подслушивать не перестала. – Там он, опять чегой-то мастерит… не думайте, он хороший мужик, рукастый… по маменьке моей очень горюет. Да и я сама-то… она у меня знаете какая была? Вот тут всех держала.

Осляпкина продемонстрировала кулак, и Калерия подумала, что если пошла она в маменьку, то не удивительно. В этаком кулаке не то, что семью, всю улицу удержать можно.

Мишанька Осляпкин обнаружился на веранде, которую сам и сложил из красного кирпича, а после определил под мастерскую. Сидел он на табуреточке, столь очаровательной и аккуратной, что Калерии немедля захотелось себе такую же.

Можно даже эту самую.

И еще к ней парочку.

Хотя куда ставить-то? На общую кухню? В комнатушке-то не развернуться. И Калерия мысленно велела себе успокоиться. Чужак в квартире ненадолго и… если помочь ему, то, глядишь, и вопрос их с расширением решится положительно.

Но сперва…

– Здравствуйте, – сказал Мишанька, неловко подымаясь. Сам он был невысоким, пухловатым и лопоухим, с милою лысинкой и виноватым каким-то совсем уж детским взглядом. – Вы по поводу жалобы, да? Я ничего не нарушаю! Я действовал на своей жилплощади согласно инструкции клуба. А там говорится…

– Зачем вам это? – поинтересовалась Калерия, оглядываясь.

На веранде было тесно.

С одной стороны стену подпирали деревянные чурбачки разной толщины и ширины. С другой ровными штабелечками возвышались доски. На столе виднелись заготовки. Рядом, разложенный с немалой аккуратностью, лежал инструмент.

Пахло деревом и самою малость – краской.

– Я слышала, что покойная гражданка Радзиловская отличалась не самым… миролюбивым характером. И вам от нее доставалось.

Мишанька пожал плечами.

– Так по-родственному, – сказал он, и вновь же прозвучало жалко, виновато. – Она на самом деле добрая была… и Олечка тоже добрая. Только…

– Не ладится?

– Ага, – он опустился на табуреточку и сгорбился. – Уйдет она от меня.

Сказано это было с такою обреченностью, что сердце Калерии болезненно сжалось.

– Она ведь у меня красавица… видная… все-то на нее заглядываются. А я что?

– А вы мастер, какого поискать.

– Это да, но… толку-то… – он махнул рукой. – Она и идти-то за меня не хотела, маменька ее заставила… а теперь-то точно… уйдет.

– Не уйдет, – заверила Калерия, в голове которой складывался совершенно безумный, но, надо сказать, соответствующий обстановке план. – А…

– Да присаживайтесь куда-нибудь, – он махнул рукой. – Не бойтесь, они крепкие… я вот думаю, ей лучше духов купить или конфет?

– Оглоблю, – присоветовала Калерия.

– Какую?

– Такую, чтоб побольше…

– Но…

– Понимаете, Михаил Егорович, ваша супруга – женщина страстная…

– Это да… – печаль в полупрозрачных очах стала совсем уж печальною.

– Вот ей и требуются страсти вокруг. Чтоб как в театре. Подыграйте слегка, и будет вам семейное счастье…

– Думаете?

– Уверена, – Калерия скрестила за спиной пальцы, ибо совершенно не была уверена, но очень надеялась, что совет этот не приведет к росту преступности на одном отдельно взятом участке. – Представьте, что это такая пьеса. Для соседей.

Мишанька задумался.

И очочки съехали на самый кончик круглого его носа.

– А со спиритуализмом вы это бросьте. Небезопасное занятие.

– У меня стандартный защитный артефакт имеется. Замкнутого контура. С локализацией поля, – отмахнулся он. – Я технику безопасности соблюдаю.

– И это замечательно, но… понимаете, призраки, они ж как люди. Одни слабее, другие сильнее. Ваша покойная теща, уж простите, была таким человеком, с которым и мужики спорить опасались. Думаете, если вдруг решит отозваться, то стандартный контур ее удержит?

Вот эта мысль Осляпкину в голову не приходила.

Он губу прикусил.

– А если вдруг явится? Если выйдет за пределы защитного круга, то там и до воплощения один шаг. Оно вам надо потом объяснительные писать? Да ждать, пока заявка на штатного экзорциста подойдет? У них, между прочим, все до Нового года расписано. А поверьте моему опыту, жить в одном доме с воплощенным духом – удовольствие ниже среднего.

Осляпкин поверил.

И поглядел даже с этаким… уважением.