Старик является родственником, впрочем, не прямым, а весьмабоковым, премьера Витте. Эвакуировался с материка в чине штабс-капитана.Остался в строю и очень быстро получил генеральскую звезду. К 1927 году он былодним из самых молодых и самых блестящих генералов на Острове. Барон егообожал: известно ведь, что, несмотря на ежедневный, православный борщ. Баронсохранил на всю жизнь ностальгию к ревельским сосискам. Не подлежит сомнению,что еще год-другой и молодой фон Витте стал бы командующим ВСЮРа [1],но тут его бес попутал, тот же самый бес, что и нас всех уловил,Андрюша, – любовь к ЕДИНОЙ-НЕДЕЛИМОЙ-УБОГОЙ и ОБИЛЬНОЙ-МОГУЧЕЙ и БЕССИЛЬНОЙ,то есть, ты уж меня прости, любовь к ЕНУОМБу или, по старинке говоря, кматушке-Руси, что в остзейской башке еще более странно, чем в нашихскифо-славянских. Короче говоря, генерал примкнул к запрещенному на Острове«Союзу младороссов», участвовал в известном выступлении ЕвпаторийскихГвардейцев и еле унес ноги от контрразведки в Париж. Когда же в 1930-м наши,Андрюша, родители установили ныне цветущую демократию и отправили Барона напенсию, фон Витте почему-то не пожелал возвращаться из изгнания и вот смиреннопрозябает в городке Парижске вплоть до сегодняшнего дня. Мне кажется, что с нимпроизошло то, к чему сейчас и я подхожу, Андрей, к. духовному возрождению, котряхиванию праха с усталых ног грешника, к смирению внемлющего… – голосСабашникова, достигнув звенящих высот, как бы осекся, как бы заглох в коротком,артистически очень сильном и невероятном по фальши рыдании. Он отвернул своюсветлую лысеющую голову в открытое окно «рено» и так держал ее, давая тихимпрядям развеваться, давая Лучникову возможность представить себе слезы тихойрадости, глубокого душевного потрясения па отвернувшемся лице.

– Чудесно вышло, Петяша, – похвалилЛучников. – Талант твой мужает.

– Ты все смеешься, – тонким голосом сказалСабашников, и плечи' его затряслись: не доймешь – то ли плачет, то ли хихикает.

– Что касается фон Витте, то я думаю, что на Остров онне вернулся, потому что не видел в наших папах союзников. Меня сейчасинтересует одно – действительно ли он встречался со Сталиным и что думалтаракан о воссоединении.

– Однако я должен тебя предупредить, что старик почтиполностью «куку», – сказал Сабашников.

Лучникову удалось с ходу нырнуть в подземный паркинг наСен-Жермен-де-Пре, да и местечко для «груши» – экое чудо! – нашлось уже на3-ем уровне. А вот «мерседесу», который следовал за ними от Пляс де Фонтенуа,не так повезло. Перед самым его носом из паркинга, как чертик, выскочилслужащий-негритос и повесил цепь с табличкой «complet». Водитель «мерседеса»очень было разнервничался, хотел было даже бросить машину, даже ногу ужевысунул, но тут увидел выходящих из сен-жерменских недр двух симферопольскихденди, и нога его повисла и воздухе. Впрочем, путь джентльменов был недолог, отвыхода из паркинга до брассери «Лишт», и потому нога смогла вскоре спокойно вернутьсяв «мерседес» и там расслабиться. Успокоенный водитель видел, как двое зашли вресторан и как в дверях на них с объятиями набросился толстенный, широченный ивысоченный американец.

Джек Хэлоуэй в моменты дружеских встреч действительнонапоминал осьминога: количество его распростертых конечностей, казалось,увеличивалось вдвое. Объятия открывались и закрывались, жертвы жаднозахватывались, притягивались, засасывались. Все друзья казались миниатюрками влапах бывшего дискобола. Даже широкоплечий Лучников казался себе балеринкой,когда Октопус соединял у него на спине свой стальной зажим. На какой-тоолимпиаде в прошлые годы – какой точно и в какие годы, история умалчивает –Хэлоуэй завоевал то ли золотую, то ли серебряную, то ли бронзовую медаль по метаниюдиска, или почти завоевал, был близок к медали, просто на волосок от нее, вовсяком случае был в олимпийской команде США, или числился кандидатом волимпийскую команду, или его прочили в кандидаты, во всяком случае, он былнесомненным дискоболом. Спросите любого завсегдатая пляжей Санта-Моники,Зума-бич, Биг-Сур, Кармел и – вам ответят: ну, конечно, Джек был дискоболом, онполучил в свое время золотую медаль, он и сейчас, несмотря на брюхо, заброситдиск куда угодно, подальше любого университетского дурачка. Впрочем, что тамспорить о медали, если нынче имя Хэлоуэя соединяется с другим золотом,потяжелее олимпийского, с золотом Голливуда. В последние годы на студии«Парамаунт» он запустил подряд три блокбастера. Начал, можно сказать, с нуля, скаких-то ерундовых и слегка подозрительных денег, с какими-то никому неведомымиманхаттанскими умниками Фрэнсисом Букневски и Лейбом Стоксом в качествесценариста и режиссера, однако собрал Млечный Путь звезд и даже несравненнаяЛючия Кларк согласилась играть ради дружбы со всеобщим любимцем,сногсшибательным международным другом, громокипящим романтиком, гурманом,полиглотом, эротическим партизаном Джеком Хэлоуэем Октопусом. И непросчиталась, между, прочим, чудо-дива с крымских берегов: первый же фильм«Намек», престраннейшая лента, принесла колоссальный «гросс», огромные процентывсем участникам, новую славу несравненной Лючии. Последующие два фильма«Проказа» и «Эвридика, трэйд марк» – новый успех, новые деньги, мусорные валыславы…

– Андрей и Пит! – приветствовал знаменитыйпродюсер вновь прибывших в дверях «Липла». – Если бы вы знали, какоесчастье увидеть ваши грешные рожи в солнечных бликах, в мелькающих теняхСен-Жермен-де-Пре. Ей-ей, я почувствовал ваше смрадное дыхание за несколькотысяч метров сквозь все ароматы Парижа. Тудытменярастудыт, мне хочется в вашучесть сыграть на рояле, и я сыграю сегодня на рояле в вашу честь,фак-май-селф-со-всеми-потрохами.

По характеру приветственной этой тирады можно было ужесудить о градусах Джека – они были высоки, но собирались подняться еще выше.

На втором этаже ресторана за большим столом восседала всябанда: в центре, разумеется, несравненная Лючия, справа от нее Лейб Стокс,стало быть, нынешний ее секс-партнер, слева Фрэнсис Букневски, то есть партнервчерашний; по более отдаленным орбитам красавец Крис Хансен, ее партнер поэкранной любви, а с ним рядом его супружник, лысый губастый Макс Рутэн, потомкамерамен Володя Гусаков из новых советских эмигрантов со своей женой,почтеннейшей матроной Миррой Лунц, художницей, я также «неизвестная девушка»,обязательный персонаж всех застолий Октопуса.