Конечно, этот поход вниз, в бар, затянулся не на десятьминут, а на все тридцать. Разумеется, в «липповском» барс оказалось у Хэлоуэяне менее трех знакомых, как раз не менее и не более трех человек восседали тамна табуретах. Один из знакомых, некий гонкуровский лауреат, похожий скорее, папьянчужку-часовщика, чем на утонченного французского писателя, оказался к томуж лучшим другом Октопуса, и это тоже было нормально, потому что из трехзнакомых один всегда был его лучшим другом. С барменом тоже было какое-то общеепрошлое, какие-то сложные отношения, возникшие в последний приезд, какая-тожалоба какого-то месье Делану, визиты комиссара Привэ, который все-таки оказался,как и предполагал бармен, хорошим парнем, месье Oктопу ошибался на его счет, ново всяком случае на теперешний момент никакие неприятности в VI арандисманеПарижа ему не угрожают, потому что месье Привэ полностью соответствует своемуимени, это «Привэ», это старая Франция, месье Октопу, где люди умели смотретьдруг другу в глаза и понятия не имели о кошмарных чудищах социализма,компьютерах, месье, наступающих на нас, прошу понять меня правильно, изАмерики, а вовсе не из России, как полагают некоторые, эти чудища социализма,хранящие память обо всех твоих пустяковых прегрешениях, месье, будь этоперевернутый столик в кафе, или пощечина негодяю, или грошовое полотенце,пропавшее в отеле, как это случилось с одним польским профессором, вот такоечудище сыскного социализма, месье, установлено сейчас и в VI арандисманеПарижа, месье, но вы туда не попали, благодаря месье Привэ, корректман. Тут еще«неизвестная девушка» стала бунтовать, увидела в окне свою соблазнительнуюподружку и хотела убежать вслед за ней, и Хэлоуэю пришлось держать ее обеимируками за попку и горячо убеждать почему-то по-испански в бессмысленности ималой эффективности лесбийской любви.

– Слушай, ты мне надоел, Осьминог, – сказалнаконец Лучников, он стал уже поглядывать на часы – как бы не опоздать кгенералу Витте.

Джек тогда выпустил свою девчонку, отвернулся от бармена,прикрыл ладонью ухо, в которое время от времени что-то бормотал емугонкуровский лауреат, матюкнулся на всех доступных ему языках, а их было неменее десятка, затем в стиле президента Никсона положил Лучникову руку на плечои стал выкладывать свое деловое предложение, от которого Лучников едва несвалился на пол.

– …Послушай старина мне это надоело ты знаешь сколько ябашлей нагреб за последние годы но я клянусь тебе вот этой правой своей рукойкоторой делаю Андре все свое основное вот этой незаурядной ручищей которая мненужна хотя бы для того чтобы расстегнуть ширинку что я ворочаюсь в этомблядском бизнесе живых картинок вовсе не для денег ну я вижу ты уже улыбаешься предвкушаешькак старый Октопус заговорит сейчас об искусстве но я не заговорю хотя и невижу причин для застенчивости не заговорю хотя бы потому чтобы ты старая лошадьс голубой кровью не стала хихикать над ребенком филадельфийского дна да я былребенок филадельфийского дна а ты не знал разве о моем ужасном детстве так вотя тебе скажу хотя бы только то во что ты надеюсь поверишь а если не поверишь ясброшу тебя со стула и вызову месье Привэ а тот упечет тебя в свойсоциалистический компьютер и тебя больше уже никогда не пустят в Париж и тыбудешь как вечный жид носиться тысячелетия по спиралям вокруг Парижа но никогдауже сюда не попадешь из-за непотребного поведения в баре ресторана «Липп» илибудешь торчать и выть на своем Острове Окей пока не придут красные так вот ятебе скажу что я кручу свою машинку не для себя а чтобы давать пропитание всейэтой безобразной сволочи которая меня окружает и чтобы осуществлять мечты всейэтой международной неблагодарной мрази то есть моих друзей и если ты и в это неповеришь клянусь своей пятой конечностью тебя милейший сегодня же вышлют изПарижа и прикуют цепью к статуе Маркса возле гостиницы «Метрополь» и ты будешьтам сидеть вплоть до того как начнется твоя любимая Общая Судьба а потомкоммисы в знак благодарности выебут тебя батоном докторской колбасы и сошлют ввечные льды Йошкаролы чего надеюсь никогда не случится потому что я тебя люблюи ты мой лучший без всякой брехни друг по всем материкам и я твой раб…

Сказав все это в безупречном стиле прежних пьянок, Джек Хэлоуэйвнезапно заговорил, как трезвый.

– Я, знаешь ли, недавно прочел твою книгу «Мы –русские?» Сногсшибательно! Все эти психологические курьезы. Это свойственно,быть может, только вам, русским. Англичане, колонизируя острова и прочиепространства, тут же начинали стремиться к отделению от метрополии. У васвторое поколение спасшихся, не говоря уже о третьем, начинает мечтать о суровыхобъятиях передового, хотя и самого тупого, народа в истории. Суицидальныйкомплекс, нравственная деградация… но как все это преподносится в твоей книге!Браво, Андрей, ни в журналистском мастерстве, ни в мистическом чувстве историитебе не откажешь. Ей-ей, татарская сперма отравила вашу аристократию навсегда.Скажи только честно – воссоединение с Россией, то есть поглощение Крыма Союзом– это действительно твоя мечта или это… нy… или это такой твой политическийприем? Мы не виделись несколько лет, дружище. Я хотел бы знать, что у тебя задушой.

Хэлоуэй пожирал Лучникова глазами. Две проволочки Wнакалились уже добела, и свет их гасил цветовую мешанину бутылок на стене бараи окон, открытых на Сен-Жермен-де-Пре. Мир выцвел и теперь полыхал вчерно-белом интенсивном свечении. Мрак благородными складками висел прямо надголовой. Лучников ощущал пожатия дистонии.

– Я никогда не говорил с тобой, Джек, на такиесерьезные темы, – проговорил он… – Я предпочел бы и дальше, Джек, держатьтебя за своего старого друга Октопуса…

Хэлоуэй усмехнулся, да так, что Лучников подумал: тот ли эточеловек, которого он знал, вправду ли это Октопус.

– Андрей, нет-нет, нельзя так долго не встречаться. Ты,должно быть, нс все понимаешь. Ты понимаешь хотя бы то, что любой другойполитический писатель в мире отдал бы много за такую беседу со мной? Ты непонимаешь, дурачок, что у меня к тебе предложение? Деловое предложение?

– Что у нас общего? – Лучников нажимал пальцами паглазные яблоки, нo краски мира не возвращались. Тогда он выпил залпом двойнойконьяк и сразу все стало на место. – Если тебя интересует реклама, то«Курьер» и так отводит много места твоим фильмам. Лючия не сходит с нашихстраниц… «Жемчужина Острова», что ты хочешь…

– Чудак! – прервал его Хэлоуэй. – Моепредложение стоит подороже таких блядей, как Лючия. Мы можем с тобой. Андро,воссоединить Остров с Россией!

– Что ты мелешь? – Лучников напружинился, схватилОктопуса за запястье, заглянул в глаза. – Что означает этот вздор?

– Месье Гобо, у вас немножко слишком отросло правоеухо, – сказал Хэлоуэй бармену, который на другом конце стойки занималсяподсчетами. – Пройдемся, Андрей, по чистому воздуху. Терпеть не могу,когда у человека в моем присутствии отрастает ослиное ухо.