Если не считать, конечно, шерифа. Ну, и меня с папой и дядейСагамором. Шериф стоял в луже дубильного раствора, а вокруг плавали опрокинутыетуда бумаги. Во время панического бегства кто-то умудрился вывернуть несколькоящиков из шкафа, и их содержимое тоже оказалось на полу. Тухлая жижаразлетелась по всей комнате с такой силой, словно ее разметало взрывной волной.Она текла отовсюду: со столов, с пишущих машинок, со стен и даже с потолка.Редкие капли методично брякались прямо на лысину шерифа: кап-кап-кап. Я зажалнос и с любопытством следил за ним, до того чудно он себя вел.

Казалось, шериф и не замечает никакой вони. Он как-топотерянно оглядывался по сторонам, а потом закрыл лицо руками и склонил голову,как будто молился. Через минуту-другую он отвел руки от лица, поглядел на дядюСагамора и медленно-премедленно подошел к нам. Лицо его было красней свеклы,губы беззвучно шевелились, а руки бешено жестикулировали, точно он что-тоговорил, но вслух не произносил ни слова.

Дядя Сагамор достал из кармана плитку жевательного табака,вытер ее о штаны, откусил, пожевал немного и говорит:

— Послушайте, шериф, а плевательницы у вас тут нет?

У шерифа аж шея побагровела, рот продолжал беззвучнооткрываться и закрываться, а руки жестикулировать. Да так забавно, точносмотришь кино, когда что-то случилось со звуком, а пленка все еще крутится.

— Ей-богу, Сэм, — пожал плечами дядя Сагамор, — это ужнеслыханное безобразие. Арестовывают честного человека ни за что ни про что, ау самих даже плевательницы нет, так что ему и плюнуть-то некуда. Бессердечноэто по отношению к работяге. Который гнет спину, чтобы вовремя уплатить налогии накормить этих чертовых политиканов.

Он покачал головой с таким видом, будто ему и сказать большенечего.

— Необдуманно это у них вышло, — кивнул папа, раскуриваясигарету.

Они с дядей Сагамором направились к двери, а я за ними.Шериф глядел нам вслед, а потом все так же, еле переставляя ноги, вернулся кстолу. Он по-прежнему не мог выговорить ни слова, но внутри у него, видно, всетак и клокотало.

— Не берите в голову, — посоветовал дядя Сагамор, — вреднокопить в себе сильные чувства.

Наконец-то шериф издал хоть какой-то звук:

— Пшшшшш-фффф-ссс-пшшшш…

— Да ладно вам, — помахал рукой дядя, — все это лишьмаленькое недоразумение. Я на вас зла не держу. Хотите, не будем никому об этомрассказывать? Сохраним весь инцидент в тайне.

Шериф запустил руку в коробку, вытащил последний уцелевшийкувшин, с минуту тупо глядел на него, а потом медленно и осторожно отвел рукуназад да и как шандарахнет его об стенку!

Мы вышли на улицу. Вот уж наслаждение было снова оказатьсяна свежем воздухе. Мы сели в машину, но не сразу поехали домой, а спервазавернули в бакалею, и папа купил там шесть фунтов колбасы и запас сигарет. Наулице все сплошь только и толковали, что о дубильном растворе, и таращились надядю Сагамора, но он делал вид, будто ничего не произошло.

Покончив с покупками, мы выехали на окраину города, гдестояла лесопилка и тянулись какие-то рельсы, и дядя Сагамор показал папе, кудасворачивать. Папа зарулил на какую-то аллейку, проехал до конца и оказался начьем-то заднем дворе.

— А что мы тут будем делать? — спросил я у папы.

— Навестим одного приятеля дяди Сагамора, — ответил он.

Дядя поскребся в дверь, и спустя несколько минут на порогвышла какая-то огромная тетя в кимоно, с рыжими волосами и пронзительнымиголубыми глазами. У нее был такой вид, словно она могла быть ужасно злющей. Нонам она улыбнулась очень даже мило и впустила в дом.

Мы прошли через кухню в комнату, а потом направо и оказалисьв маленькой гостиной. За стенкой что-то стучало, и скоро до меня дошло, чтоименно — бильярдные шары. Там находилась бильярдная.

Мы сели, она вышла и вернулась с бутылкой, тремя стаканами ибутылочкой кока-колы.

— Это тебе. Билли. — Она протянула мне коку. Интересно, иоткуда она знала, как меня звать?

Она налила себе, папе и дяде Сагамору, села рядом, погляделана дядю Сагамора и улыбнулась.

— Ишь ты какой, а по виду-то и не скажешь, — покачала онаголовой.

Дядя Сагамор вынул изо рта жвачку, одним глотком осушилстакан и засунул ее обратно.

— Мэрф еще не вернулся?

— Только что звонил, — отозвалась она. — Сказал, подъедетчерез минуту. — Она вдруг засмеялась. — Боже, хотела бы я все это видеть!

Тут дверь отворилась, и вошел тот самый рослый смуглолицыйпарень, что утверждал, будто полиция ничего не сможет сделать дяде Сагамору.Завидев нас, он ухмыльнулся и плеснул себе в стакан этой штуки из бутылки.

— Здорово, Мэрф, — говорит дядя Сагамор. — Ну как, Родиуправился с грузом? Мэрф кивнул:

— В два счета. Он затаился за дорогой аккурат возле домаДжимерсона, а как только увидел, что ваши две машины прокатили, съехал вниз изабрал груз. Успел в город почти сразу за вами.

Ну-ка, поглядим, двести кварт по доллару с четвертью…

— Двести пятьдесят долларов, — подсчитал дядя Сагамор. — А утебя как выручка?

— Я так прикинул, шестьсот восемьдесят, — сказал Мэрф. —Включая пять сотен от Эльмо Фентона, а это, сдается мне, денежки Бугера сОтисом. — Он захохотал, а потом продолжил:

— То есть по триста сорок долларов на нос. Итого двестипятьдесят да триста сорок…

— Пятьсот девяносто, — подсказал дядя Сагамор.

Мэрф медленно кивнул, словно еще сомневаясь, и принялсяотсчитывать деньги.

— Ну кто бы мог подумать, — пробормотал он, — на тебя-тоглядя.

Только уже у самого дома я припомнил, что мы так и не сдалигрязную одежду в стирку. Я сказал об этом папе, когда мы вылезли из машины.

— И то верно, — согласился он, — что-то совсем запамятовали.Ну да не беда, сдадим завтра или послезавтра, невелика забота.

— А не очень-то подходящая получилась проверочка длякувшинов, — говорю я. Дядя Сагамор покачал головой:

— Понимаешь, я так считаю, бывают такие моменты, когда отчеловека ну ничегошеньки не зависит. По всему выходило, что кувшины не должныбыли лопнуть, но увы, так уж вышло, что тут поделаешь.

— А теперь тебе снова придется посылать свежую порциюраствора правительству? — поинтересовался я.