– Зачем же вы ее отпустили? – прошептал я. –Разумно ли это? Ведь это наверняка ее волос!

– Не нуждаюсь в ваших поучениях, – сухо бросилЖиро. – За ней наблюдают. Пока не вижу смысла задерживать ее.

Потом, нахмурясь, он стал пристально рассматриватьпокойника.

– Вообще-то он похож на испанца, вам не кажется? –спросил он неожиданно.

Я внимательно вгляделся в лицо незнакомца.

– Нет, – сказал я наконец. – Скорее француз.Определенно, француз.

Жиро недовольно хмыкнул.

– Да, пожалуй.

Помолчав немного, он повелительным жестом предложил мнеубраться в сторону, снова стал на четвереньки и принялся ползать по полу.Все-таки он неподражаем! Ничто не могло укрыться от его внимания. Дюйм задюймом обследовал он пол, опрокидывал горшки и кастрюли, придирчиво изучалстарые мешки. Ухватился было за какой-то сверток за дверью, но там оказалисьлишь потрепанные брюки и пиджак. Жиро раздраженно выругался и швырнул ихобратно. Потом его внимание привлекли две пары старых перчаток, но, тряхнувголовой, он отложил их в сторону; снова принялся осматривать горшки один задругим, терпеливо переворачивая их вверх дном. Наконец он поднялся на ноги.Похоже, он зашел в тупик в своих поисках. Обо мне он, видимо, совсем забыл.

Тут за дверьми началась какая-то суматоха, послышался шум, ив сарай поспешно вошел наш добрый друг мосье Отэ в сопровождении своегопомощника и мосье Бекса. Шествие замыкал доктор.

– Это неслыханно, мосье Жиро! – воскликнулследователь. – Еще одно убийство! Так мы никогда и не докопаемся до сути вэтом проклятом деле. Похоже, здесь кроется какая-то тайна… Кто же втораяжертва?

– В том-то и штука, мосье, пока его никто не опознал.

– Где труп? – спросил доктор.

Жиро немного отступил в сторону.

– Здесь, в углу. Как видите, ему нанесли удар прямо всердце. Тем самым ножом, который украли вчера утром. Мне кажется, убийство былосовершено сразу вслед за кражей, впрочем, это по вашей части. Можете спокойнобраться за нож – отпечатков пальцев на нем нет.

Доктор стал на колени перед покойным, а Жиро снова заговорилсо следователем:

– Головоломка, а? Но ничего, я ее решу!

– Стало быть, никто не может опознать его, –задумчиво повторил следователь. – А что, если это один из убийц мосьеРено? Возможно, они чего-то не поделили между собой.

Жиро покачал головой.

– Этот человек – француз, могу поклясться…

Тут его неожиданно перебил доктор, сидевший на корточкахвозле тела. Лицо его выражало полную растерянность.

– Говорите, он был убит вчера утром?

– Судя по тому, когда украли нож, да, – объяснилЖиро. – Возможно, конечно, что убили его позже, днем, например.

– Позже? Вздор! Он мертв уже, по крайней мере, двоесуток, а может, и дольше.

Мы уставились друг на друга в полном остолбенении.

Да-а, заявление доктора поразило нас как гром среди ясногонеба. Вот перед нами человек, убитый ножом, украденным – мы это зналисовершенно точно, – вчера утром, а между тем мосье Дюран заявляет со всейрешительностью, что неизвестный мертв по меньшей мере двое суток! Все этовыглядело полнейшей бессмыслицей.

Не успели мы оправиться от изумления, в которое поверг насдоктор, как мне вручили телеграмму. Ее принесли сюда, на виллу, из гостиницы. Явскрыл ее. Это была телеграмма от Пуаро, который извещал меня о том, что онвозвращается поездом, прибывающим в Мерлинвиль в двенадцать часов двадцатьвосемь минут.

Я взглянул на часы. Как раз успею не спеша дойти до станциии встретить своего друга. Крайне важно немедленно уведомить его о том, какойновый страшный оборот приняли события.

Очевидно, размышлял я, Пуаро без особых усилий удалосьдобыть в Париже нужные сведения, иначе бы он не вернулся так скоро. Несколькихчасов оказалось достаточно. Чрезвычайно интересно, как он воспримет волнующиеновости, которые я собирался сообщить ему.

Поезд немного запаздывал, и я бесцельно слонялся поплатформе. Потом сообразил, что мог бы воспользоваться случаем и порасспроситьздесь, на вокзале, о пассажирах, уезжавших из Мерлинвиля последним поездом втот вечер, когда произошло убийство.

Я подошел к старшему носильщику, который показался мневесьма смышленым малым, и без труда завел с ним разговор на интересующую менятему.

– Просто позор! Куда смотрит полиция? – сготовностью подхватил он. – Разбойники и убийцы безнаказанно разгуливаютпо городу.

Тут я намекнул ему, что, возможно, убийцы мосье Рено уехалиночным поездом. Однако он весьма решительно отверг мое предположение. Оннаверняка заметил бы двух иностранцев, у него нет ни малейших сомнений на этотсчет. Ночным поездом уехало не более двадцати человек, и иностранцы, конечноже, сразу бросились бы ему в глаза.

Не знаю, почему вдруг эта мысль взбрела мне в голову, –вероятно, виною тому была глубокая обеспокоенность, все время прорывавшаяся втоне Марты Добрэй, – только я неожиданно для самого себя спросил:

– А молодой мосье Рено, он ведь тоже уехал этимпоездом?

– Да что вы, мосье! Зачем же ему уезжать, если он всегополчаса как приехал. Делать ему нечего, что ли?

Я тупо уставился на него – что такое он говорит? Потом доменя дошло.

– Стало быть, – сказал я, чувствуя, как у менязабилось сердце, – мосье Жак Рено этой ночью приехал в Мерлинвиль?

– Ну да, мосье. Последним поездом, прибывающим сюда водиннадцать сорок.

У меня голова пошла кругом. Так вот, значит, в чем причинамучительного беспокойства, которое снедало Марту Добрэй. В ночь убийства ЖакРено был в Мерлинвиле. Но почему он не сказал об этом? Почему хотел убедитьнас, что был в Шербуре? Я вспоминал его открытое мальчишеское лицо и не могзаставить себя поверить, что он как-то замешан в преступлении. И все же почемуон умолчал о столь важном обстоятельстве? Ясно одно – Марта все знает. И она,конечно, тревожилась. Мне припомнилось, с каким жадным нетерпением спрашивалаона Пуаро, подозревает ли он кого-нибудь.

Тут мои размышления были прерваны – приближался парижскийпоезд, еще минута, и мой друг радостно приветствовал меня. Пуаро прямо сиял,излучая довольство и благодушие. Он шумно поздоровался со мной и, выказавполное пренебрежение к моей английской сдержанности, порывисто заключил меня вобъятия.

– Mon cher ami, мне невероятно повезло. Сказочноповезло!