Воспитанием девочки занимались в основном четыре человека: мать, многие годы не говорившая по-английски, дядя Леопольд, казначей матери Джон Конрой и воспитательница-немка, баронесса Лецен, к которой Виктория была чрезвычайно привязана. До девятилетнего возраста она общалась с единоутробной сестрой Федорой, дочерью матери от первого брака, но в 1828 году та была выдана замуж за немецкого князя и уехала в Германию. Единственной подругой по играм была ее ровесница Виктуар Конрой, которую принцесса терпеть не могла из-за ее отца. К этому времени отношения ее матери с Конроем стали чрезвычайно тесными. Этот хитроумный придворный явно рассчитывал на то, что в случае восшествия на престол девочки в юном возрасте герцогиня Кентская станет регентом и он сможет через нее обрести большую власть. Мало того, Конрой вдобавок сумел втереться в доверие к принцессе Софии, о которой было сказано выше, и уговорил доверить ему управление ее финансами.

Викторию умышленно ограждали от общения с людьми, общество которых считали нежелательным. Ее воспитывали таким образом, чтобы она зависела от матери и Конроя, которого король Вильгельм IV имел обыкновение саркастически называть «король Джон». Такое вынужденное одиночество вызвало у девочки потребность откровенно поверять все свои мысли и впечатления дневнику, от каковой привычки она не отказывалась всю свою долгую жизнь. Общий объем ее дневников составляет 111 томов, после смерти матери ее дочь Беатриса посвятила 40 лет выполнению копий с них. К сожалению, принцесса несколько проредила тексты на свой вкус, так что совершенно надежным источником эти записи считаться не могут, тем более что подлинники были сожжены.

Виктория росла в атмосфере типично немецкого сосуществования мелочного чинопочитания и христианского смирения, подразумевающих полное подчинение вышестоящему порядку. Это вполне соответствовало проверенной временем прусской истине: «Бойся Бога и проявляй послушание в отношении родителей и начальства». По ее собственным воспоминаниям, ей с раннего детства внушили, что за каждую неучтивость девочка должна просить прощения у своей горничной. Ее не баловали, она не имела отдельной комнаты и делила спальню со своей матерью, а при поездках на курорты – с воспитательницей. Герцогиня также настаивала, чтобы ребенок не сталкивался с проявлениями каких бы то ни было сексуальных неприличий – вот откуда проистекал источник строжайшей викторианской нравственности.

Мать всячески противодействовала посещениям дочерью двора короля Вильгельма, поскольку ее скандализовало наличие в его окружении выводка внебрачных Фицкларенсов. Надо сказать, что король Вильгельм очень любил племянницу. К старости со здоровьем дела у него обстояли совсем плохо, ему пришлось передвигаться в кресле-каталке. По воспоминаниям современников, единственным побуждением для продления жизни у него было желание дожить до совершеннолетия Виктории. Судьбе было угодно исполнить это страстное стремление немощного старика, не в последнюю очередь стараниями жены, буквально не отходившей от него.

Итак, принцесса воспитывалась немцами в немецком духе, не изучая истории Англии, не получая никакой подготовки к роли королевы. Замуж она также вышла за своего немецкого двоюродного брата, принца Альберта Саксен-Кобург-Готского. В этом браке родятся 9 детей, но только в 1901 году на престол взойдет ее старший сын Эдуард и династия примет фамилию Саксен-Кобургов. Тем не менее, поскольку при дворе королевы Виктории этот немецкий дух был очень силен, я предпочла озаглавить вторую часть моего повествования об этой династии «Саксен-Кобурги».

Итак, в 1837 году на троне Великобритании воцарилась совсем юная королева. Впоследствии историки отмечали, что, лишенная отца и выросшая практически в изоляции, Виктория всю жизнь искала опоры в сильной мужской руке. Такими последовательно были ее дядя принц Леопольд, впоследствии король Бельгии, затем премьер-министр лорд Мельбурн, во время ее замужества – супруг Альберт, вдовства – премьер-министр Дизраэли и слуга-шотландец Джон Браун.

Вступив на престол, Виктория отдала должное развлечениям, которых была лишена матерью и Конроем, танцевала на балах, посещала театр, оперу и цирк, торжественные ужины с придворными. Она отселила мать в отдаленные покои дворца, а Конроя уволила. По отзывам современников, принцесса как-то застала мать и ее казначея «в компрометирующих обстоятельствах», после чего ее ненависть к этому зарвавшемуся авантюристу еще более возросла. Впоследствии было установлено, что казначей очень вольно обходился со средствами герцогини Кентской и часть из них присвоил себе. Он заодно очень хорошо обобрал и принцессу Софию, которая, получая приличные деньги по цивильному листу и ведя очень экономный образ жизни, по смерти оставила после себя всего полторы тысячи фунтов. Правда, когда махинации Конроя были выведены на чистую воду, Виктория решила не выносить сор из дворца, и ему было просто приказано удалиться в свои поместья, которых он успел приобрести изрядное число. После наглядного разоблачения Конроя отношения матери и дочери стали постепенно теплеть, в особенности после рождения у Виктории первенца.

Весной 1839 года Лондон посетил и провел там целый месяц наследник престола Российской империи цесаревич Александр. Его встречали с королевской пышностью, устраивались парады, балы, посещения памятных мест и тому подобное. На балах Виктория часто танцевала с цесаревичем, охотно болтала с ним, время от времени по-детски хихикая, что общество сочло недопустимым и вызывающим поведением. Немедленно поползли домыслы о возможном союзе двух династий. Конечно, это означало выдавать желаемое за действительное, ибо влюбчивому цесаревичу, ценителю красоты самых разнообразных типов, представителями которой изобиловал русский двор, Виктория не понравилась. Он и отметил в своем дневнике. «Она очень мала ростом36, плохая талия, некрасивое лицо, но говорит очаровательно». Впечатления Виктории были кардинально противоположными: «Я думаю, что мы уже большие друзья и ладим очень хорошо. Он чрезвычайно нравится мне». К сожалению, в будущем отношение Виктории к России иначе, чем откровенной русофобией, назвать нельзя.

Конечно, о браке между главами двух крупных монархий и помышлять было нечего, но английское общество горело желанием как можно быстрее выдать королеву замуж. Дело еще было в том, что по всем правилам в случае внезапной смерти Виктории на престол должен был взойти пятый сын короля Георга III, чрезвычайно непопулярный Эрнст-Август, герцог Камберлендский. С воцарением племянницы на троне он стал королем ганноверским, ибо там по правилам престолонаследия монархом не могла быть женщина. Противоестественный союз конституционной и абсолютной монархий, наконец-то, распался, и английский народ не имел ни малейшего желания воскрешать его. В дальнейшем между этими ветвями династии поддерживались связи чисто родственного характера, временами омрачаемые тяжбами сугубо материального свойства, вроде распрей по поводу судьбы драгоценностей покойной королевы Шарлотты, которые та завещала своей немецкой родне на континенте.