– Не смотрите на меня. Я уродка! В кроссовках я похожа на бомжиху.

– Отличные кроссовки, – кивала Наталья, радуясь, что ей не придется тащиться с домочадцами в особняк Аристарха.

На крыльце, попросив женщин остановиться, Филипп проблеял:

– Бабоньки, стойте. Не мешало бы кефирчику испить.

Розалия вспыхнула.

– Ты издеваешься?

– Да нет, понимаете, традиция у меня такая была. Перед тем как отправиться на… ну, короче, вы поняли, куда именно, я обязательно выпивал стакан кефира.

– Зачем? Чтобы в самый неподходящий момент живот прихватило?

– Без кефира не поеду, – стоял на своем Филя.

– Наталья, тащи сюда кефир.

Пока Натка бегала на кухню, Станиславовна исходила ядом:

– Что еще прикажешь сделать? Поцеловать ступеньку? Прокукарекать? Сесть на муравейник? Надеть балетную пачку? Какие у тебя еще традиции, мать их?

– Больше никаких.

Осушив стакан кефира, Филипп вопросительно посмотрел на Розалию:

– Теперь вы.

– Я не пью кефир.

– Надо.

– Господи, я уже пожалела, что с тобой связалась. Ката, прекрати ржать! Фу, какая гадость!

Когда Наталья наполнила стакан для Копейкиной, Розалия уже неслась к воротам.

– Глупый медвежатник! Кефирная барышня! Чмо с отмычкой! – бормотала она себе под нос, сгорая от стыда перед собой за то, что впервые за многие годы изменила традиции и покинула жилище не на высоченной шпильке.

В машине Филипп призвал всех к тишине.

– Не разговаривайте, я должен сосредоточиться. Для этого мне требуется полнейшая тишина.

Станиславовна хотела съязвить, но в последний момент передумала. Таращась в окно, она с ужасом представляла, что будет, если операция с треском провалится, их заметут в отделение, а она даже не наклеила накладные ресницы.

В первом часу ночи троица приблизилась к задней двери особняка.

– Там точно никого нет? – спросил Филипп, вытащив из пакета неведомую Катке металлическую штуковину.

– Не должно быть.

– Смотрите, бабоньки, я ведь всем рискую. Если нас…

– Хорош каркать! – осадила Розалия. – Тоже мне медвежатник со стажем. Тебе бы в парке аттракционов работать – билетами торговать. Шуруй своей хреновиной и открывай дверь.

Филипп Юрьевич справился с замком за считаные секунды. Катарина не успела удивиться, как Фил произнес:

– Прошу.

– Уже?

– Как видишь.

– Ловко.

– Навык. Как-никак на моем счету…

– Заткнитесь оба! Слушай мою команду. Филька, ты стой у двери на шухере, Катка, дуй в кабинет. Обычно документы хранятся там.

– А вы?

Подавив тяжкий вздох, Розалия прогудела:

– Я, как главный сыщик, взвалю на себя самое тяжелое – отправлюсь в спальню Софии.

– Там точно нет документов Аристарха.

– Но зато есть драгоценности… ой, я хотела сказать… кхм… За работу! Меньше слов, больше дела!

В кабинете Катарина обшарила каждый сантиметр и в итоге нашла то, за чем, собственно, и пожаловала в особняк. А именно у нее в руках оказалась медицинская карта Аристарха с его старым адресом, трудовая книжка и пенсионное удостоверение.

В принципе хватило бы и одной трудовой, но Катка – на всякий случай – «конфисковала» все три документика.

Сообщив Филиппу, что они могут возвращаться домой, Ката вооружилась сотовым и, потыкав по клавишам, приготовилась обрадовать свекровь.

Розалия снимать трубку не торопилась. Занервничав, Катка метнулась на второй этаж, перескакивая через две ступеньки. До нее вдруг дошло. А откуда, спрашивается, Розалия знает, где именно располагается спальня Софии. Она ведь ни разу не была в особняке, значит…

Холодок пробежал по спине.

Дернув ручку, Катка направила в глубь комнаты слабый луч фонаря.

Розалии здесь не было.

В коридоре Катарина закричала:

– Розалия Станиславовна! Вы меня слышите? Вы где?

Ответом послужила гнетущая тишина.

Покрывшаяся липким потом Катарина спустилась вниз и, схватив Филиппа за руку, прокричала:

– Розалия пропала.

– Как пропала?

– Не могу ее найти. Поднимись, пожалуйста, со мной, мне одной страшно. Ох, нехорошее у меня предчувствие. Ты ничего не слышал, пока я была в кабинете?

– Нет. Ни звука. А может, она того… заснула?

– Ты сам в это веришь?

– Странный дом. Мне здесь сразу не понравилось. Сидел в темноте и спиной чувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Никогда прежде со мной такого не случалось.

Вдвоем с Филиппом Катка стала поочередно открывать многочисленные двери, когда вдруг до ушей долетело гудение.

– Вроде там гудят, – Филя ткнул пальцем в сторону зимнего сада.

Не хотелось Катарине заходить в помещение с гигантской монстерой, ох как не хотелось, но другого выхода не было.

Розалию Станиславовну, связанную по рукам и ногам толстыми воздушными корнями, они нашли лежащей на мраморном полу у кадки.

Русый парик свекрови валялся рядом, а сама Розалия, заливаясь слезами, не могла вымолвить ни слова.

– Розалия Станиславовна, кто это сделал? Кто вас связал?

– Н-не знаю. Я ни-ничего не-не з-знаю, – заикалась свекруха. – Я шла по коридору, а потом упала. Ничего не помню, очнулась минуту назад. Вокруг темно, вас нет, а руки… Ката, где мы?

– В зимнем саду Софии.

– А-а-а…

– Тихо!

– Это цветы! Они хотели меня убить! Филя, не стой столбом, действуй.

Филипп Юрьевич попытался размотать корни, а свекровь, тем временем придя в себя, голосила:

– Парик! Наденьте мне на голову парик!

– Похоже, мы не единственные визитеры в особняке, – прошептала Катарина на ухо Филиппу.

– Могла бы не говорить, я уже догадался, – так же тихо ответил мужчина.

– О чем вы, я же говорю, на меня покушались цветы! Это они… они, чтоб им засохнуть!

– Уходим тихо, Розалия Станиславовна, вставайте.

Спустившись вниз, Катарина резко остановилась.

– Кто-нибудь слышал стук?

– Я – нет.

– И я не слышала. Детка, двигайся, иначе чокнутые растения нас сожрут. Права была Сонька, права. А я ей не поверила, думала, баба последних мозгов лишилась. Этот дом проклят! И цветы в нем прокляты. Предлагаю его сжечь! Филя, у тебя есть зажигалка?