Среди колец и ожерелий обнаружилась статуэтка Мэндэля, особо почитаемого Лауной Иверийской…

Крохотный бог разума, исполненный в аквамарине, позвал меня женским голосом, и я охотно подалась ему на встречу. Позволила рассудку раствориться в вечности, и на этот раз приняла прорицание не со смирением, а со страстным любопытством. И очутилась в королевской спальне Иверийского замка. Тяжёлые бордовые портьеры задёрнуты, и в комнате царит полумрак. На комоде вспыхивает ветвистый подсвечник как будто сам по себе, и я присвистываю. Провалится мне в Агафью лощину, вот это зрелище! Все покои в чёрном пепле, будто не двоих людей тут жгли, а целую деревню.

Агафья, моя напарница, визжит. Вот малахольная душонка! Жалеет, небось, что вызвалась самой смелой. Позарилась на щедрую оплату грязной работы. Глаза прячет, осмотреться боится. А чего тут страшиться? Вон, даже тел не осталось, только головёшки да кучки вместо королевской кровати. Огонь-то магический был, не простой.

— До вечера управитесь? — спрашивает Великий консул.

Он следом вошёл, ключи принёс. Огромная такая связка, прямо убить можно. Агафья, как старшая из нас, кивает, распоряжения выслушивает. Я же головой только и знай себе верчу: хоть разочек королевские покои посмотреть!

Красота-то какая везде! Три двери по разным концам комнаты, на каждой иверийская корона вспучивается. Окна такие, что сам каменный Тибр сюда пешком войти сможет, если в полный рост встанет. Вон он виден отсюда — сидит в выступе, Преторий охраняет. Знал бы первый король, какое горе его потомков постигнет… Ни за что б не помер!

Люстра над круглым столиком алмазной гирляндой спускается, а в стенах расписные шёлковые полотна в лепнине. С магией деланы, не иначе: все божественные сюжеты, как в храме Семи Богов. Я аж рот раскрыла от прелести. Так и пошла вдоль стен, рассматривая сады Девейны, Мэндэля за работой в мастерской разума, Омена в великой битве. Стало быть, боги свои изображения и уберегли: всюду грязища, гарь, хлопья пепла, а не стенах — ни пятнышка! Хоть ты тресни, а в жизни такого чуда не видала. И не увижу больше.

Башмаки все пепел уже облепил, гарь так и чешет нос. А я знай себе глазею! Меня с нижней кухни сюда подняли. Грязной работы я никогда не чуралась: и птиц щипала, и овец потрошила. Освежевала, бывало, когда прямо в шкуре приносили. И стязателей не боялась, как все девки из прислуги. Потому и дозволили мне войти, за храбрость и трудолюбие. Посчитали, что не испугаюсь страшной картины. Работать буду, а не рыдать над судьбой правителей. То и верно: бабка ещё моя говорила, что каждое создание и каждая вещь должны службу служить, а не без дела простаивать.

— Чистоту оставьте идеальную, — наказывает Камлен Видящий. — Как закончите, дверь плотно закройте. Дальше выйдите через чёрный ход, пересечёте двор, пройдёте через маленькую калитку в дальнем саду. Возвращаться не смейте! Все придворные и слуги уже покинули замок, поэтому вас никто не потревожит. Вынесите отсюда всё, чего коснулся хоть крохотный клочок пепла. Сложите в мешки и выбросьте в реку.

— Выбросить в Лангсордье? — выпучивается Агафья. — Да как же можно, Ваша Милость! Это же… — она запинается, подбирая слово, и выдаёт: — Память!

— Квертинд даже если захочет, не сможет забыть об этой трагедии, — консул трёт красные глаза. Не спал, стало быть, с самой прошлой ночи. — Королевству ни к чему лишние напоминания.

— Страшное горе, — всхлипывает Агафья. — Что же будет теперь с Квертиндом без Иверийцев? А с нами? Куда ж мы из замка-то?

— Королевские служанки быстро работу найдут, — небрежно машет рукой Камлен Видящий. Но лицом темнеет. Видно, что Агафья за больное задела.

Консул отворачивается, нелепо барахтается в воздухе до тех пор, пока, наконец, не нащупывает золотую дверную ручку. Хватает её обеими руками, дёргает.

— Я провожу, Ваша Милость! — подбегает Агафья. Она сомневается, но всё же берёт Великого Консула за локоть.

Тот выдёргивает руку с раздражением. Нахохливается, как сыч.

— Обойдусь пока без помощи, — шипит на служанку. — А ты сделай своё дело и исчезни. Иверийский замок больше не нуждается в услугах горничных. Вечером его ворота закроются для живых. И если вы не хотите присоединиться к мёртвым — рекомендую закончить уборку к закату.

— Всё сделаем, — кланяется как подобает Агафья. Я тоже сгибаюсь в почтительном приседании.

Нас Фруида научила, фрейлина королевы. Она частенько на кухню приходила уже за полночь — то молока с мёдом отнести Лауне, то о готовке справится, то просто перекусить. Где теперь смешливая добродушная Фруида? Отослали, небось, в какой знатный дом в качестве гувернантки. Или ещё чего похуже.

Камлен Видящий выходит, и крупная дрожь пробивает затылок, когда мы с Агафьей вдвоём остаёмся. Как жить-то теперь? Кому мы нужны? Раньше о нас король с королевой заботились — и ели сытно, и жили в тепле. А уж какие представления устраивались в замке! Я сквозь дверную щель всегда посмотреть бегала на наряженных придворных. А теперь не будет всего этого. Горько и обидно. Да чтоб его милость консул Блайт кишки выпустил тому, кто посмел такое сотворить! Пылать Ордену Крона в бесконечной огненной бездне!

Утираю потёкший нос рукавом, но сдерживаюсь. Не до истерик сейчас. Работать надо.

Зато Агафья ревёт в три ручья, как только взглянет на то место, где кровать стояла. Ну как с такой дело сладить?

— Ээээээуууыыыыы, — мычу я успокоительно.

Это меня боги немотой прокляли в детстве. За воровство. Я на рыночной площади калач взяла у булочника — есть очень хотелось. Тот меня за ухо выволок прямо к позорному столбу. Повезло мне, что Примела, королевская кухарка, вовремя заметила и пожалела — не позволила выпороть. Она большой вес имела среди торговцев из-за должности и справедливого характера. Забрала меня добрая женщина для черновых работ в кухне. Тогда-то я онемела — не то от испуга, не то от счастья. Но вероятнее от кары богов.

Потому боязно мне сейчас — если самих правителей такому мучению подвергли, как же простые люди жить станут, вроде меня? Кому нужна немая девка, да ещё и с самых низов прислуги?

— Вот эту метлу возьми, — хнычет Агафья, вручая мне блестящий черенок. — Она попышнее, удобнее загребать будет. Да не стой столбом! Слышала Великого консула? До заката надо управиться!

А сама отворачивается, ладонями прикрывается — и давай реветь по новой. Малахольная, что с неё взять. Ну я тихонько скребу пол — под слоем пепла рисунок на паркете проявляется — дивные узоры.

Шорх-шорх. Метла и правда славная, вон как ладно кучки собирает. Я вонючие насыпи на лопату сгребаю, в мешок скидываю. И к комоду бочком протискиваюсь. Канделябр тут стоит с семью ветвями, из чистого золота, не иначе. Я его ещё при первом обходе приметила. Но такой под подол не сунешь незаметно. Благо, на дамском столике ещё много чего бесхозного стоит.

Фигурка бога из гладкого камня, например. Она сама в руку прыгает. Мэндэль, узнаю я без ошибки. Такой крохотный, а всё равно мудростью веет. Мудрости бы мне не помешало сейчас немного — смекнуть, как дальше в жизни устраиваться. Раньше этот Мэндэль Лауне служил, а сейчас мне послужит. Потому что каждая вещь хозяина иметь должна, а не без дела простаивать. Так бабка говорила. Выходит, я теперь хозяйка статуэтки.