Вышел, присел напротив, оглядел меня хозяйским взглядом. Совсем не таким, на какой я рассчитывала. Взглядом хорошего ментора, недовольным здоровьем и состоянием своей мейлори. Да и внешним видом наверняка…

— А теперь больше не хочешь? — жалобно спросила я.

— Теперь я хочу убраться отсюда, — однозначно отрезал Джермонд. — Вставай, нам пора ехать домой.

И схватил меня за предплечье — так, как регулярно делал этот не тренировках. Я недовольно нахмурилась и тяжело поднялась. Как раз в тот миг, когда над приютом Ордена взорвался первый фейерверк, славящий великую Иверийскую династию.

Цветная вспышка осветила бледное лицо ментора. Он действительно больше не хотел признаний и объятий. Кажется, разумом он уже покинул это место, и теперь стремился сделать это и телом.

Следующий взрыв вернул меня в тот миг, когда я выстрелила в бокал с полыньим штормом… И безуспешно пыталась сбежать от Джермонда Десента прежде, чем стала мейлори черного паука.

Я завороженно раскрыла рот, задрав голову к небесам, но Джер и теперь не разделил моих настроений. Ментор привычно, даже равнодушно переплёл свои пальцы с моими и волоком потащил меня к выходу.

Я не стала сопротивляться. По крайней мере, теперь я шла сама, а не висела на его плече беспомощной жертвой. Шла как послушная мейлори, а не как напуганная девушка. И думала о том, что моя заветная мечта, так напугавшая меня в эту волшебную ночь, сжалилась надо мной и… решила не сбываться.

— Подумать только, какая грязища! — заворчала Нэнке, огибая заваленный бумагами стол.

Туфли сиделицы оставили следы на запыленном паркете. По всему полу беспорядочно белели пергаменты и свитки, валялись раскрытые книги вперемешку с кувшинами, подносами и склянками. С витой люстры спускался встревоженный паук, недовольный появлением людей. Кабинет Великого Консула, некогда жилой, пришёл в запущение.

Нэнке заохала, запричитала и громко чихнула.

— Марилька, Дарна, немедленно доставайте мётлы! — отдала распоряжения женщина. — Леди Ренделл, расположитесь на кушетке, там вам будет комфортно. Модистка обещала принести облачение к утру. Опять задерживается, негодница…

Служанки ураганом влетели в комнату, закружились хороводом по всему пространству. Косые солнечные лучи, проникающие сквозь узкую щель между штор, немедленно высветили взметнувшуюся пыль. Нэнки распахнула окно и впустила городской шум вместе с потоком свежего весеннего ветра.

— Ваша Светлость, простите старуху ради Девейны, — сиделица припала на один бок. Зимой она подвернула ногу и до сих пор хромала. — Этот противный рудвик заверил меня, что содержит кабинет в чистоте и уединении. — Она принялась сгребать мятые бумажные комки с подоконника. — Вот же пушистый прохвост, пустомеля! Ещё и нос воротит, подумайте только, эка важность!

— У Йоллу на этой неделе другие заботы, — я отошла к окну, чтобы не мешать слугам делать их работу. — Целитель Пантел уже прибыл из Ирба?

— Ещё утром, — поклонилась Нэнке. — Сразу после вашего отъезда с Аннийского проспекта.

— И что он сказал, Нэнке? — взволнованно вскинулась я. — Он сможет помочь консулу Камлену?

Нэнке отвела глаза, пожевала губами. Красноречивый ответ, который я прекрасно поняла. Но не удержалась, всё-таки спросила:

— Великий Консул поднимется с постели?

— Так всё в милости Девейны! — развела морщинистыми руками женщина. — Ежели угодно будет прародительнице, то порадует нас ещё Камлен Видящий мудростью. А уж господин Пантел всю магию на него изведёт, да ещё учениц своих трудиться заставит денно и нощно. С ним трое девиц приехали из Мелироанской академии, все лучшие целительницы. Не унывайте, Ваша Светлость. Помолитесь семерым богам, и они ниспошлют благодать.

— Будем молиться, — согласилась я и устало отвернулась к беспокойным улицам Лангсорда.

— Это мудро, — бросила Нэнке и, охнув, заковыляла прочь с громкими причитаниям: — Дарна, куда ж ты метёшь, дурища! Там же бесценные фолианты!

За спиной зашлась в извинениях служанка, хлюпнула вода в ведре.

Не обращая внимания на звуки уборки, я легко коснулась тяжёлой портьеры и отодвинула её.

На площади перед Преторием блестели медью трубы. В честь дня рождения Мелиры Иверийской город выпустил оркестры на белые улицы, веселящие вечно спешащую толпу. Музыканты, разодетые в военную форму, играли «Славу Галиофа» — древний марш с простым ритмом. Мелодия заглушалась шумом дилижансов, цокотом копыт и громкими окриками погонщиков. Вдоль мостовой собралась целая очередь — чья-то лошадь свернула ногу на ровном месте, и докучливый кучер пытался самостоятельно оттащить несчастное животное с дороги…

— Милостивая Девейна, прародительница, озари путь Камлена и будь благостна к душе его, — прошептала я, всматриваясь в городскую суету. — Освети Квертинд мудростью и сбереги его от погибели.

Последующий вздох вышел горестным и тяжёлым. Мудрость молитв очищала разум, но не облегчала ноши правления, свалившейся на меня с болезнью Великого консула. Это оказалось выше моих сил.

Уже больше месяца Камлен Видящий не вставал с постели в собственном доме и принимал только целителей, стыдясь старческой немощи. В редкие минуты нам удавалось побеседовать, и каждый раз я терялась от количества насущных тем, которые просто не успевала обсудить в короткую встречу. На долгие обсуждения у Камлена не было сил, у меня же — времени.

Время внезапно оказалось бесценным ресурсом. Дни приобрели стремительность породистой лошади и понеслись безумным галопом. Проблемы и трудности Квертинда свалились резко, одномоментно, ссутулили мои хрупкие плечи, как тяжёлая промокшая шинель. И тянули, тянули вниз — на самое дно безнадёги.

Сколько бы я ни старалась, какие бы решения не принимала, положение Квертинда ухудшалось с каждым днём. А с ним — и моё собственное. Изматывающие усилия казались тщетными, труды — напрасными. Без наставлений Камлена Видящего я словно сама ослепла, брела наощупь по неисповедимым путям Квертинда. И начинала верить консулу Дилзу, без конца повторяющему, что Камлен сошёл с ума к старости, водрузив полномочия Великого Консула на плечи юной девушки, потерявшейся в лабиринтах вечности и собственных заблуждениях. Хуже всего было то, что я и сама была с этим согласна. В голове бесконечно стучало жалкое: «Это выше моих сил.»

— Желаете обсудить текущие дела? — бодрый женский голос вернул меня в суетливые будни.

Аккуратная, гладко причёсанная женщина развернула длинный пергамент, загородилась им от солнца. Джулия Ренделл предпочитала строгое бордовое платье в качестве рабочей одежды. Консульские весы красовались на широком воротнике, как иверийская корона на форме стязателя. Всем своим видом моя новая помощница выказывала приверженность традициям и идеям монархии.

В ответ я снова тяжело вздохнула. Минуты, отпущенные на молитвы и жалость к самой себе, закончились. Я незаметно смахнула слезинку с ресниц и усилием воли заставила разум проясниться.