— Мы должны задержать привидение, то есть арестовать? Я правильно понял?

— Не валяй дурака. Ты же сам гнался за этим привидением.

— А что, оно, то есть она, Снегурочка, опять бродит по театру?

— Билетерша, вдова этого охранника несчастного, все время уверяет, будто видела... Так что вы с Битневым расследуйте.

— Да почему же мы? Пошлите наряд милиции, пусть они эту Снегурку задержат.

— А вот учить меня не надо.

Степанов понял, что и вправду не надо. Оставалось только одно: выполнять поручение начальства.

Степанов и Битнев уже знали, что привидение Томской в костюме Снегурочки обычно появляется после окончания спектакля. Время было. Сунув руки в карманы пальто, Степанов и Битнев прогуливались не спеша. Но все же надо было ехать, надо было выполнять приказ. Степанов предположил, что здесь опять-таки не обошлось без Сафьянова. В машине он спросил у Битнева:

— А что, Андрей Алексеевич, и вправду стоило посадить Овчинникова?

— Еще как стоило.

— Почему же все-таки не посадил?

— Потому что в дело вмешались.

— Сафьянов?

— Да.

— А речь в деле шла о мошенничестве?

— Да. Во-первых, об операциях с госдолгами. Но здесь трудно что-то найти. Специалистов почти нет по этим делам. Во-вторых, о нецелевом использовании полученных денежных средств. Расхищались иностранные кредиты, предназначенные для строительства больницы. Зарабатывали на стройке. Иностранцы, конечно, не понимали, в чем тут дело, но пришло заявление. Там, видишь ли, с начальником горздрава не поделились. Короче, скандал назрел.

— И что в итоге?

— Да ничего. Начальник горздрава умер, ну, тот, который заявление прислал.

— Понятно. А? Овчинников?

— Деньги проходили через его банк. Я провел с Овчинниковым несколько бесед. Жаль, это были не официальные допросы, потому ничего и не записывалось. Но в общем Овчинников сдавал Сафьянова, признавался, что все делал, как велел премьер.

— Да что толку. Вот если бы он все это сказал на официальном допросе.

— Он не сказал. Вот Сафьянов и отблагодарил его, предоставил выгодную должность в Попечительском совете.

— У них такие хорошие отношения?

— Они побаиваются друг друга. Но Сафьянов — отыгранная карта, его скоро попросят из правительства, а вот Овчинников, наоборот, связан с людьми, которые в правительство еще только придут. Газеты читать надо.

— Понимаю. Значит, Овчинников возможно, даже заинтересован в том, чтобы в Большом произошел скандал. А Сафьянов, напротив, скандала ни в коем случае не хочет. Ведь всем известно, что пока что Сафьянов — настоящий хозяин театра. А нам, бедным ментам, приходится лавировать между этими двумя большими гадами, между Сафьяновым и Овчинниковым.

— Но мне Овчинников показался более рациональным субъектом.

Некоторое время ехали молча, потом Степанов, полистав записную книжку, обратился к Битневу:

— Послушай, Андрей, мне тут надо кое-куда заскочить, в Большой еще успеем.

Но вскоре они застряли в пробке. Битнев предлагал включить сирену с мигалкой, но Степанов не разрешал:

— Все равно выберемся. Часдва роли не играют. А к этому человечку мне обязательно следует заскочить.

Наконец они очутились на одной из московских окраин, где проживал отец Антона, Виталик. Позвонили в дверь. Никто не отозвался. Они заметили, что дверь не заперта. От легкого толчка она открылась. Бедняга Виталик растянулся возле кухонного стола. На губах — пена, полы пиджака разметались по полу. Виталик явно был мертв. На столе стояла литровая бутыль водки, почти выпитая, рядом — раскрошенный батон, две рюмки, аптечная склянка, шприц. К бутылке прислонена была давняя фотография Галины Томской с мужем, оба молодые, веселые. На склянке виднелась приклеенная бумажка с четкой надписью: «Синильная кислота».

Битнев и Степанов поняли, что попали сюда вовремя. Конечно, оба знали, что руками здесь ничего трогать нельзя. Василий Никитич осторожно обернул носовым платком трубку черного старомодного телефонного аппарата, стал набирать Управление. Послышались гудки. Между тем Битнев заметил на подоконнике, выкрашенном белой краской, местами облупившейся, тетрадный листок. На листке размашистым почерком было начертано: «Развращающее влияние Сафьянова...»

— Слушаю, — дежурный в Управлении наконец-то снял трубку.

Степанов попросил срочно прислать оперативную группу.

— Эх! Если бы не застряли в пробке, мы бы могли его еще живым застать, — подосадовал Андрей Алексеевич.

— Нет, не могли бы. Видишь, уже трупное окоченение началось. Хорошо бы узнать, с кем он здесь выпивал.

Оба одновременно подумали, что уж не с Сафьяновым точно.

Коллеги разглядывали неказистое жилье Виталика. На полу в комнате разбросаны были книги, в основном сочинения философов и биографии великих певцов. Возможно, подобное чтение как-то утешало неудачника. Битнев предположил, что тот, кто помог Виталику умереть, пытался инсценировать ограбление.

— Но зачем? — Степанов пожал плечами. — Что он мог здесь искать?

Степанов снова набрал Управление. На этот раз ему сказали, что бригада уже выехала. Василий Никитич обрадовался, узнав, что в группе — Дока, один из самых опытных криминалистов Управления. Пейзаж за окном выглядел достаточно уныло. Интересно, каков процент самоубийств здесь, ну, скажем, за год?

Андрей Алексеевич тем временем, оглядывая квартиру, наткнулся на потрепанный альбом с фотографиями. Степанов принялся осторожно перелистывать страницы. Сразу бросалось в глаза, что часть фотографий вынута. Возможно, эти фотографии вынул именно убийца.

Бригада вскоре прибыла, и вместе с ней легендарный Дока.

— Вот что, — сразу начал Василий Никитич, — ведь того студента, однокурсника моего сына, отравили синильной кислотой. И вот, — он указал на аптечную склянку.

— Нет, — Дока покачал головой, — я выяснил, что молодого человека отравили цианистым калием. А вот посмотрите, что мы обнаружили в помещении, предназначенном для театральных охранников, там они обычно чай пьют.

На протянутой Степанову фотографии оказался запечатлен пистолет. Это была современная модель, то есть оружие не было старинным. Пистолет оказался заряженным. Степанов не сомневался в том, что убийства будут продолжаться. Но почему? И за кем идет охота? За родственниками Томской? Тогда опасность угрожает прежде всего Антону. Но как тогда защитить его? А если, напротив, Антон не будущая жертва, а настоящий убийца? И ведь Скромный и охранник — не родственники Галины Николаевны.

Вечером Степанов и Битнев приехали в театр. Они попали к самому концу спектакля. За кулисами, в лабиринте коридоров, им встретилась та самая билетерша, вдова погибшего охранника. Следователи вежливо поздоровались с женщиной. Затем из своего кабинета выбежал Царедворский. Он предавался весьма странному занятию: ловил попугая, того самого, с которым Василий Никитич свел знакомство еще при жизни Скромного. Наконец Царедворский поймал птицу и торжественно понес в кабинет. Степанов заметил, что временный директор успел досадливо взглянуть на бедную билетершу. Следователи раскланялись с Царедворским.

— Будь настороже, — шепнул Степанов Битневу.